Убит по собственному желанию | страница 58



— Но мне хочется написать с вас картину. Вы не могли бы мне попозировать хотя бы пару дней?

Но в этот раз произошло нечто невероятное. Женщина отрицательно замотала головой, и, сказав решительное: " Нет", — и пошла дальше.

Кучумов опешил. Такого позора в своей жизни он еще никогда не испытывал. И тогда он бросил в бой свою последнюю козырную карту:

— Я хорошо заплачу. Сто рублей за час позирования.

Это сработало. Женщина остановилась, повернулась лицом к художнику.

— Вы не шутите? — Спросила она. — Такие большие деньги за то, чтобы только позировать?

— Нет, это не шутки. Я действительно очень хочу нарисовать с вас большую, хорошую картину.

— Вы, что, хотите писать меня голой?

Кучумов сразу уловил отрицательные нотки в голосе незнакомки и тут же поспешил развеять все ее сомнения.

— Нет, вы что! Я хочу нарисовать вас в этом вот голубом платье. Оно вам так идет. Вы будете сидеть на балконе с видом на море, в плетеном кресле. Мне нужно нарисовать ваше лицо. И особенно глаза. У вас удивительно красивые глаза.

Он достал из кармана небольшую золотую коробочку для визиток, достал одну из них. На черном бархате было золотым тиснением выгравировано: "Игорь Викторович Кучумов, заслуженный художник СССР".

— Приходите ко мне в "Кавказскую Ривьеру", номер восемьсот седьмой. Скажите, чтобы прислуга проводила. Как, сегодня сможете?

— Сегодня нет, и завтра тоже. Мне надо будет отъехать. Как если послезавтра?

— Хорошо, но это уже точно? У меня через четыре дня вечером поезд в Москву.

Женщина чуть подумала, и кивнула головой:

— Ладно, я буду.

Она развернулась и пошла.

— Как вас хоть зовут? — Успел спросить Кучумов.

— Меня? Валя.

— Хорошее имя.

— Обычное имя.

И она, не оглядываясь, ушла. Кучумов смотрел вслед ей, и мурашки желания бежали по его телу. Вернувшись в номер, он разделся догола, и долго смотрел на себя в большое зеркало. Увиденное его не обрадовало. Годы брали свое, и тело пятидесятилетнего мужчины перестало его устраивать как художника. Столь же долго он рассматривал свое лицо, внезапно, словно в первый раз увидев все свои накопившиеся за пятьдесят лет морщины, свои длинные волосы, уже начавшие не только седеть и редеть.

— М-да, Игорек, печальное зрелище, — пробормотал он в конце консилиума. — Куда ты катишься? Жизнь то проходит, и никого рядом.

Эти два дня для Кучумова длились целую вечность, и он делал все, чтобы как можно больше понравиться своей новой знакомой. Он целый день провел на пляже, ловя последний ультрафиолет для загара. Игорь немного подстригся и сделал маникюр. Затем Кучумов достал подрамник и даже набросал на нем задний фон: панораму моря, поручни балкона, даже ножки кресла. На третий день он вышел в город погулять. День выдался дождливым, и он сменил свой обычный белый наряд на неприметный с виду, но очень дорогой серый костюм и столь же неприметную шляпу. Щеголеватую тросточку в этот раз почему-то не взял. Если раньше она всегда придавала ему какую-то уверенность и шарм, то теперь Игорю показалось, что она его старит. И надо же было ему увидеть издалека на стоянке автостанции потрясающую фигуру своей новой знакомой. Валя садилась в автобус, на боку которого было написаны слова "Новый Афон". Пока Кучумов пытался осознать все происходящее, Валя зашла в автобус, и он тут же тронулся. Повинуясь какому-то порыву, Кучумов махнул в сторону таксистов, стоящих тут же, недалеко. К нему тут же подкатил один из них, по виду типичный грузин.