Распорядитель приятно и почтительно улыбался.
– Барышни всю воду распили по глоткам из стакана, из которого вы отхлебнули во время чтения, – сказал он.
– Вот бабье! – презрительно усмехнулся Осокин, и углы его губ самодовольно задрожали.
Он вздохнул и пошел на эстраду. Зала загремела и заревела. Публика покинула места, теснилась вокруг эстрады и на самой эстраде. При входе Осокина толпа раздалась. Он видел вокруг свежие девические лица с устремленными на него блестящими, восторженными глазами.
– Осо-о-окин! Bis!! – зычным басом кричал высокий студент, старательно и оглушительно-громко хлопая в ладоши.
– Bis! Bis! Осокин! – звенели женские голоса, и девушки хлопали, стараясь хлопать громче.
Осокин с сдержанною улыбкою неуклюже кланялся. Когда он повернулся, чтобы уйти, девушки загородили ему дорогу и, смеясь, продолжали хлопать и кричать "bis!". Распорядитель высунулся и протянул Осокину книгу.
– Браво! Браво! Bi-i-i-is!! – радостно и еще сильнее закричали кругом.
Осокин, улыбаясь, развел руками и покорно раскрыл книгу.
– Шш-шш-шш!.. – понеслось по зале.
Он помолчал, сделал серьезное лицо и стал читать из книги другой отрывок. Теперь то дорогое ему и задушевное, что было им написано, казалось Осокину красивым и эффектным, и он гордился, что мог так написать; публика стала близкою и милою, и в то же время он испытывал к ней снисходительно-презрительное чувство.
Овации и вызовы тянулись долго. Осокин читал еще три раза и, наконец, объявил, что у него нет больше голоса. Только тогда публика стала понемногу утихать.
На эстраду вышла декольтированная певица, с трубочкою нот в руках, в сопровождении аккомпаниатора во фраке.
Dans le printemps de mes annees
Je meure, victime de l'amour…-
[В весну своих лет я умираю жертвой любви (франц.)]
запела она.
Осокин вместе с господином в золотом пенсне прошел через значительно обезлюдевшую залу в буфет. Здесь было людно и шумно.
– Что ж, чайку, что ли, выпьем? – сказал Осокин. – Займите местечко, а я пойду чай добывать. Тут лакеев не полагается.
Вокруг длинного стола теснилась толпа; стол был заставлен стаканами и тарелками с бутербродами; за самоваром две распорядительницы разливали чай. Осокин вмешался в толпу и стал осторожно протискиваться к столу. Окружающие почтительно косились на него и давали дорогу; Осокин делал вид, что не замечает обращенных на него взглядов, и старался держаться так, как будто и не подозревал, что кто-нибудь из окружающих знает его.
