Понемногу смущение улеглось.
Снова раздались говор, смех, шутки. Пили, чокаясь стаканами. Приказчик из мануфактурного магазина Семыкин, молодой человек с ярко-красным галстуком, тщетно умолял выпить хоть рюмку пива двух сестер, модисток Вереевых. Они смеялись и отказывались. Семыкин выпивал стакан пива и возобновлял свои мольбы. Ляхов сидел, забившись в угол за комодом, и молча пил стакан за стаканом.
Александра Михайловна попросила сестер Вереевых спеть что-нибудь. Они закраснелись и замахали руками.
– Ах, что вы, что вы, Александра Михайловна! Ни за что!
Их стали упрашивать. Сестры долго отнекивались, наконец согласились. Сели рядом и откашлялись.
– А горлышко-то прочистить? – сказал Семыкин, подсел к ним и подал рюмку с пивом.
Сестры засмеялись, потом сделали серьезные лица, переглянулись и запели цыганскую песню. Голоса у них были слабые, но звучали приятно; пели они в один голос:
Вьются песенки цыган,
Прикрывая свой обман,
За стаканом пьют стакан,
В голове – туман…
– Туман! – басом сказал Семыкин.
Младшая Вереева возразила:
– Конечно, туман! Когда пьют, тогда в голове становится туман.
– Разве это не правда? – спросила старшая.
– Вполне справедливо… Ну-ка, туманцу рюмочку! – И Семыкин протянул рюмочку с пивом. Сестры прыснули.
В комнате было жарко и душно. Александра Михайловна открыла форточку. Кисейная занавеска заколебалась, в комнату подуло сырым, туманным холодом.
После веселого романса сестры спели несколько грустных песен. Головы кружились от выпитого пива, и на душе у всех стало тихо, нежно.
Помнишь ли, милая, ветви тенистые,
Ивы над темным прудом?
Волны плескались кругом серебристые,
Там мы сидели вдвоем.
Там поклялись мы при лунном сиянии
Вечно друг друга любить…
Помнишь ли, милая, наши свидания?
Как же их трудно забыть!
Слушатели были задумчивы… В раскрытую форточку тянуло гнилою сыростью, в тесной комнате пахло пивом и табаком, лица у всех были малокровные, истощенные долгим и нездоровым трудом, – а песня говорила о какой-то светлой, ясной жизни и о светлой любви среди природы.
Пел соловей свои песни могучие,
Стан твой сжимал я рукой…
Вдруг все взгляды обратились в угол за комодом. Пение смолкло. Ляхов, подперев голову руками и впившись пальцами в волосы, рыдал, низко наклонясь над столом. Он рыдал все сильнее. Мускулистые плечи судорожно дрожали от рыданий.
– Василий Васильевич, что это с вами? Успокойтесь! – сказала испуганная Александра Михайловна. – Выпейте воды холодной!
