Дядюшка Зайн и матушка Зайн жили в ветхом и скособоченном сарайчике, к которому вела одна из множества тропок, и считались обитателями верхнего Бедельти. Но, само собой, никто приезжий у них никогда не останавливался. Так что они очень удивились, когда кто-то постучал в дверь, выходившую прямо на улицу, — если это, конечно, можно было назвать улицей, — потому что ограда вокруг сарая, которая прежде обозначала двор, недавно рухнула, а дядюшка Зайн ее так и не починил.
— Не открывай, — проворчал дядюшка. — Постучат и уйдут.
Но матушка Зайн с кряхтением поднялась, взяла со стола лампу-коптилку и подошла к двери.
— Здравствуйте, — сказала девушка. — Я погощу немного у вас, можно?
В темноте только и видно было, что она молода, но ни черт лица, ни одежды девушки разглядеть было нельзя.
— Хорошо, — растерянно ответила матушка Зайн и впустила гостью. — Только у нас и гостить-то негде. Это же сарай, а не дом. Вы, видать, ошиблись, сударыня. Вы только не пугайтесь, мы люди бедные, но честные, и ничего плохого вам не сделаем. Вот, муж мой сейчас встанет с лежанки и проводит вас, куда надо.
— Не волнуйтесь, — улыбнулась девушка. — Я у вас только переночую сегодня. Этого будет достаточно. Вы дальше сами справитесь, я знаю.
Матушка Зайн растерялась окончательно. Во-первых, она совершенно не понимала, о чем толкует гостья. Во-вторых… во-вторых, она вдруг поняла, что ей вовсе не хочется, чтобы девушка уходила.
— Хорошо, — сказала она снова. — У нас есть еще одна лежанка. На ней спала наша дочь Кати. Да вот только потерялась она год назад, как раз на весенний карнавал. Мы сперва надеялись, что она осенью объявится, а теперь уж совсем надежду потеряли. Так что вы ночуйте, нам урона не будет. Ой, простите, что это я бормочу? Не слушайте меня, дуру старую!
Матушка Зайн чуть не расплакалась, но девушка улыбнулась ей, протянула руку и легонько погладила старую женщину по голове.
— Все будет хорошо, матушка Зайн, — убежденно сказала она. — И дочка ваша вернется.
Обернулась и повторила те же слова:
— Все будет хорошо, дядюшка Зайн.
Дядюшка вдруг почувствовал что-то необычное. Что-то, чего не чувствовал очень давно, так что даже забыл, как это называется. От смущения он откашлялся и спросил неловко:
— А вас… а вас как зовут, сударыня?
— Я в семье третья, — улыбнулась гостья. — Зовите меня Трина.
