— Через десять зевков будет, — сказал король. — Как полагаете, Гайс?
— Полагаю, через двенадцать, — не соглашаясь, качнул головой начальник порта, сутуловатый худой мужчина с уксусной миной педанта. — Впрочем, если вашему величеству будет угодно…
— А вот мы проверим! — хмыкнул Орвель.
Он пошарил взглядом и в углу террасы обнаружил толстенькую зевающую жабу пестрой расцветки. Король нагнулся, поднял земноводное и посадил его перед собой на перила. Жаба не сделала попытки ни вырваться из монаршьей длани, ни сверзиться с перил. Она полуприкрыла глаза и флегматично зевнула.
— Раз, — сказал король.
— Пора чистить гавань, ваше величество, — сказал Геберт. — Течение несет коралловый песок. Появились мели.
— Ну вот сезоны сменятся, вода потеплеет, и можете чистить, — отозвался дор Тарсинг. — Два.
— Неплохо бы закрыть судоходство на недельку, — заметил начальник порта. — Чтобы не мешали. Эээ… три.
— Геберт! — возмутился король. — А поступления в казну от приезжих? Вы думаете только о том, что происходит в порту! Четыре.
— Так я и должен думать о том, что в порту, — сказал Геберт. — Это вы, ваше величество, думаете обо всем, как и пристало монарху. Шесть.
— Пять! — раздраженно поправил король. — Ничего подобного, монарху не пристало входить во все детали и мелочи, король должен думать о государственном благе в целом. А вот теперь шесть. И вообще, прекратите это, Геберт, хотите поговорить о делах — запишитесь на аудиенцию! А то у меня такое ощущение, будто мы с вами в считалочку играем!
— У меня тоже, — усмехнулся начальник порта. — Простите великодушно, ваше величество. Семь.
— Прощаю, — буркнул Орвель и тоже усмехнулся.
— Неприятные беседы предстоят? — сочувственно спросил Геберт. — Я так понимаю, блистательная дор Зеельмайн приехала не только поприсутствовать на карнавале?
— Восемь, — сосчитал король. — Неприятные? Да как обычно. Служить свидетелем в спорах Севера и Юга — не самая скверная участь. Хуже было бы оказаться камешком у них под ногами. Вы ведь понимаете, сударь мой Гайс, что для великих держав Севера и Юга мы — полное ничтожество, и именно в этом наша ценность. В нашей никчемности и нашем нейтралитете. Девять.
Гайс Геберт молча склонил голову и следующие пару зевков они провели в молчании.
— Одиннадцать, — сказал дор Тарсинг. — Ничья.
— Да, — согласился начальник порта. — Благодарю за беседу, ваше величество.
Он поднял воротник и стал спускаться по длинной лестнице. «Собственно, мне тоже пора идти», — пробормотал король, но не двинулся с места. Первые вечерние тени легли на обращенный к востоку залив, фиолетовые на бирюзовом. Барк капитана Кранджа швартовался у длинного пирса. На архипелаг Трех ветров прибыли большие неприятности.
