Кулак просвистел над моим ухом и со всей силы врезался в зеркало, украшавшее шкаф-купе снаружи. Раздался звон разбиваемого стекла («Примета плохая, – успела подумать я, – вот только для кого?»), потом хруст. Интересно, это шкаф рушится или все-таки кости ломаются? – это волновало меня, но уточнять не хотелось, как и оглядываться назад. Вместо этого я еще раз огрела его подсвечником, на этот раз по лбу, но у этого типа башка, по всей вероятности, была пуленепробиваемой, потому что удар не возымел никакого действия, только прибавил злости и ненависти в глазах. Брызгая слюной, детина попытался меня схватить. Если бы я была в одежде, то это удалось бы без труда. Как хорошо, что верхняя часть моего тела осталась обнаженной! Я выскользнула, а детина, пожалуй, только теперь заметил, что я не одета, как подобает приличной женщине. Глаза у него округлились еще больше, теперь уже от других эмоций.
Я тем временем с резвостью молодой козочки перескочила через тушу застреленного парня (как только не наступила на осколки?!) и взлетела на кровать, издавшую стон, раздумывая, каким образом мне достичь двери, чтобы скрыться где-то в доме. Детина с диким воем последовал за мной. К моему удивлению, он передвигался достаточно проворно для такого большого тела. Под его весом кровать издавала вопли раненого льва. Ударенный подсвечником тип, который первым полез в шкаф, уже начинал шевелиться на полу, тихо постанывая.
– Убью суку!!! – завопил гоняющийся за мной.
С разбитого кулака капала кровь, но он не обращал внимания на такие мелочи. Я тем временем соскочила с кровати (с той части, где должны лежать ноги) и рванула в направлении двери. Проносясь мимо тумбы, с которой недавно прихватила такой дорогой мне подсвечник, я схватила небольшую, но тяжелую пепельницу, быстро повернулась и бросила ее в лоб несущемуся за мной детине. Попала в глаз. Он издал новый звериный рык, загнул в мой адрес такую фразочку, что при всей образованности в плане русской словесности я не поняла смысла (надо будет обратиться к какому-нибудь филологу, если жива останусь, чтобы перевели), зажал глаз одной рукой, но скорости не сбавил.
Я вылетела в коридор, вспомнила, что на кухне имеется набор больших ножей, висящий на стене, и ринулась туда, так и не выпуская подсвечника из рук. Дом трясся от грохота ног детины. «Как бы не рухнул», – успела подумать я, влетая на кухню. Детина ворвался вслед за мной, изрыгая проклятия. Свободной рукой я схватила какую-то кастрюлю, стоявшую на кухонном столе, и сумела огреть ею преследователя по морде, потом, сама не знаю каким образом, изловчилась – и кастрюля оказалась надетой парню на голову. Из-под нее летели такие проклятия, что, казалось, моим потомкам до седьмого колена счастья в жизни не видать. Тембр голоса у парня под кастрюлей несколько изменился, и если бы мы познакомились в другой ситуации, я бы от души посмеялась, вспомнив, как обычно ставлю механические будильники в кастрюли, чтобы они громче звонили. Тут получалось не громче, а глуше и как-то сочнее, что ли…
