— Ты что, торопишься, боишься до свадьбы не успеть, пока мы не переедем в наш собственный дом? — улыбнулась Сибель.
— Нет, дорогая, не тороплюсь.
— Не хочу больше встречаться с тобой тайком, будто я твоя любовница и в чем-то виновата.
— Ты права...
— Откуда тебе вдруг пришло в голову такое?
— Забудь. — я поспешил сменить тему.
Вокруг гудела веселая толпа посетителей «Фойе». Я вытащил пакет с подарком.
— Что это? — удивилась Сибель.
— Сюрприз! Открой, посмотри.
— Ой, подарок! — Детская радость, засиявшая на её лице, когда она брала у меня пакет, сменилась выражением недоумения, когда Сибель вытащила сумку, а потом уступила место разочарованию, которое она попыталась скрыть.
— Помнишь, — поспешно объяснил я, — вчера ты увидела её в витрине.
— Спасибо. Ты очень внимателен.
— Рад, что тебе понравилось. Эта сумка к помолвке.
— К сожалению, я давно решила, что возьму на помолвку, — ответила Сибель. — Не обижайся! Ты такой заботливый, и подарок чудесный... Только вот... Я все равно не взяла бы эту сумку, потому что она — подделка!
— Как это?
— Это не настоящая «Женни Колон», милый мой Кемаль...
— Откуда ты знаешь?
— По всему видно, милый. Смотри, как пришит лейбл. А теперь посмотри на настоящую сумку «Женни Колон», которую я купила в Париже, — видишь, какая строчка! «Женни Колон» не напрасно считается самой дорогой маркой во всем мире, а не только во Франции. У подлинной никогда не будет таких дешевых ниток...
Глядя на швы настоящей сумки, я начал раздражаться, оттого что моя будущая жена выговаривала мне все это с видом торжествующего победителя. Иногда Сибель ощущала неловкость, что она — дочь потомственного дипломата, который спустил до нитки все состояние и земли, доставшиеся в наследство от дедушки-паши. Поддаваясь подобным чувствам, она принималась рассказывать, что её бабушка по отцу играет на пианино, а дедушка выступал соратником Ата-тюрка во время Освободительной войны или что её дед по матери был приближенным Абдул-Хамида[3]. Мне она очень нравилась в эти мгновения, и я привязывался к ней еще больше. Что касается нашего семейства — Басмаджи, то мы разбогатели в начале 1970-х годов, когда возросли объемы производства и экспорта турецкого текстиля, население Стамбула увеличилось в три раза, а цены на землю в городе и особенно в нашем районе поднялись в несколько раз. Хотя, как явствовало из самой фамилии Басмаджи[4], уже три поколения в нашей семье занимались текстилем. Однако, несмотря на результаты славного труда предков, меня раздосадовала допущенная оплошность: дорогая сумка оказалась явной подделкой.
