Вечером того дня, когда Фюсун в красках рассказала о Тургай-бее, мы ужинали семейным кругом в старом летнем доме родителей Сибель на Босфоре, неподалеку от Азиатской крепости, где они проводили каждое лето. После ужина я подсел к Сибель.
— Дорогой, ты сегодня много выпил, — тихо заметила она. — Тебе не нравится, как идет подготовка?
— Да нет. Я рад, что помолвка будет в отеле «Хилтон», — попытался я развеять сомнения своей невесты. — Ты же знаешь, что моей матери хотелось видеть на помолвке как можно больше гостей. Вот и она будет довольна...
— Тогда что тебя беспокоит?
— Ничего... Дай-ка мне список приглашенных.
— Он у мамы, ей твоя мама отдала, — Сибель показала головой в сторону моей будущей тещи.
Я встал, сделал несколько шагов, от которых старинное, прогнившее до основания, ветхое строение, каждая доска в котором пела на свой лад, сотрясалось до основания, и сел рядом с её матерью: «Простите, я могу взглянуть на список приглашенных?»
— Конечно, сынок.
Хотя перед глазами у меня все плыло от ракы, я тотчас нашел имя Тургай-бея и вычеркнул его, и в тот же миг, подчиняясь какому-то сладостному внутреннему голосу, вписал вместо него имена Фюсун и её родителей, а также их адрес на улице Куйулу Бостан, потом вернул ей список и прошептал:
— Сударыня, человек, имя которого я сейчас зачеркнул, долгое время был близким другом нашей семьи, но некоторое время назад, при совершении одной крупной сделки по производству пряжи, его, увы, обуяла жадность, и он сознательно причинил нам много неприятностей. Моя мать об этом не знает.
— Мало кто в наше время ценит старых друзей, хорошие человеческие отношения, как раньше, Кемаль-бей, — понимающе закивала она. — Надеюсь, люди, которых вы вписали вместо него, вас не огорчат. Сколько их?
— Это наши дальние родственники по материнской линии. Учитель истории, его супруга, много лет работавшая портнихой, и их восемнадцатилетняя красавица-дочка.
— Вот хорошо, — обрадовалась будущая теща. — Среди приглашенных много молодых людей, и мы беспокоились, что им не с кем будет танцевать.
На обратном пути, засыпая в отцовском «шевроле» 56-й модели, который вел Четин-эфенди, я смотрел на лабиринты всегда темных по ночам главных улиц города, на красоту многовековых стен, которые, поверх трещин, плесени и водорослей, покрывали политические надписи, на причалы, освещенные прожекторами пароходов «Городских пассажирских линий», на высокие ветви столетних чинар. Отец, заснувший от легкой тряски автомобиля по брусчатке, тихонько похрапывал на заднем сиденье.
