Она избегала его взгляда.
— Что ж, кого спрашивать в отеле?
— Капитан Конрад Арфлейн, — грубо ответил он, — из Брершилла. Да хранит вас Ледовая Мать.
Затем, коротко кивнув им обоим, он вышел из зала и прошел через все три двери, громко хлопнув последней.
Вопреки своим привычкам Конрад Арфлейн решил дождаться разговора со стариком, прежде чем покинуть Фризгальт. Он не тал, почему пришел к такому решению, но если бы его спросили об этом, причиной он назвал бы нежелание потерять хороший спальник. Ни за что на свете он не признался бы, что истинной причиной его задержки была Ульрика Ульсенн.
Большую часть времени он бродил среди кораблей. Будучи слишком упрямым, он не давал о себе знать, ожидая, что Рорсейны сами найдут его.
Несмотря на сильную неприязнь к Янеку Ульсенну, Арфлейн думал, что понимает его лучше, чем любого другого фризгальтийца. Ульсенн не был типичным представителем фризгальтийской знати, забывающей суровый и надменный кодекс чести своих предков. В других, более бедных городах старые традиции были еще сильны, хотя тамошние торговые короли и не обладали могуществом Рорсейнов и Ульсеннов. Арфлейн мог бы уважать Ульсенна хотя бы за нежелание смягчить, хоть и внешне, свою точку зрения. В этом у них было что-то общее. Арфлейн ненавидел следы постепенного изменения нравов, полусознательно подмечаемые им.
Смягчение суровых, но разумных законов выживания в стране льда иллюстрировалось даже его собственным поступком, когда он оказал помощь умирающему старику. На этом пути постепенной деградации их ждала катастрофа. Только люди типа Ульсенна могли бы предотвратить отказ от традиционных форм и норм поведения, традиционной религии и сложившихся веками представлений. И не было другого пути сохранить возможность жить в среде, абсолютно не подходящей для жизни. Как только общество начнет гнить, подумал Арфлейн, Ледовая Мать безжалостно сметет последних представителей человеческой расы.
То, что Арфлейн стал героем Фризгальта, было признаком сегодняшней обстановки. За сто лет до этого над его слабостью лишь посмеялись бы. Теперь же они поздравляют его, покровительствуют ему, как покровительствовали бы храброму животному, презирая его за силу и крайнюю бедность. Он ходил в одиночестве, избегая встреч, понимая, что лишь укрепляет их мнение о себе, как о грубом варваре.
На третий день он с завистливым восхищением осматривал «Ледовый дух». Когда он, нагнувшись, пролез под его швартовочные концы, кто-то окликнул его.
