Лишь после выхода американской — в издательстве «Ардис» — книги стала ясно вырисовываться фигура Искандера как писателя мирового уровня. В сущности, он сделал со своим Чегемом то же, что Фолкнер с Йокнапатофой или Маркес — с Макондо: вырастил из родной почвы параллельную вселенную, существование которой уже нельзя отрицать.
В предисловии же к тому «Ардиса» Искандер сформулировал свою задачу: «Следуя традициям русской классической литературы, показавшей полноценность душевной жизни так называемого маленького человека, я пытаюсь в меру своих сил раскрыть значительность эпического существования маленького народа».
Искандер сделал, что обещал: дал голос народу, раскрыл, по его же словам, «мощь и красоту нравственного неба, под которым жили люди Чегема».
Именно поэтому мне кажется, что из всех ныне живущих российских писателей Искандер прежде всего заслуживает Нобелевской премии. За что еще давать высшую награду, как не за расширение литературной географии?
С урока такой географии и началось мое знакомство с Искандером. Мы встретились в 87-м году, когда Фазиль вместе с другими вестниками гласности впервые приехал в Нью-Йорк. Готовясь к свиданию с любимым писателем, мы с Петром Вайлем вычертили подробную карту Абхазии, вроде тех, что прикладывали в старину к приключенческим романам. Как и положено, к ней прилагалась так называемая «легенда» — указание на места, связанные с ключевыми, теперь уже всем памятными эпизодами: «Сталин на ловле форели», «Битва при Кодоре с деревянным броневиком», «Кедр Баграта», «Место встречи Сандро со Сталиным на нижнечегемской дороге». Венчала наше художество надпись, составленная по образцу той, которую Фолкнер поставил под картой своей столь же вымышленной Йокнапатофы: «Абхазия — единственный владелец Фазиль Искандер».
Удовлетворенно оглядев эту шутливую схему, Искандер ухмыльнулся и размашисто вывел вердикт: «С подлинным — верно».
Как показали бурные события двух последующих десятилетий, мирная Абхазия «Сандро из Чегема» весьма отличается от настоящей. Это и понятно. Искандеровская Абхазия — литературный прием, опытная делянка, творческая лаборатория, в которой автор испытывал на прочность все идеи своей буйной эпохи.
Говоря о книге «Сандро из Чегема», все, начиная с автора, упоминают слово «эпос». В «Сандро из Чегема» действительно есть черты, которые заставляют вспомнить о гомеровских ахейцах, ибо герой Искандера — народ. Говоря иначе, племенная стихия, еще не осознавшая себя нацией. Изображенные в книге абхазцы — с обычаем вместо Конституции и кровной местью вместо милиции — не фон романа, а его душа. При этом автор книги — русский абхазец советской эпохи, как кентавр, тоскует по оставленной им «племенной половине». Из этой тоски и происходит эпическая поэма «Сандро из Чегема».
