Никогда еще Америка так ему не радовалась. 79% американцев не могли дождаться, когда Буш покинет Белый дом. Примерно столько же — 82% — ждали Обаму с распростертыми объятиями. И этот показатель на 15% выше, чем тот, каким мог до сих похвастать любой из начинающих президентов. Оно и понятно: инаугурация — апофеоз любви Америки к себе. Проголосовав за Обаму, она, преодолев темные предрассудки, оказалась лучше, чем сама думала. Теперь об этом можно уже не спорить, а вспоминать с лестным удовлетворением. Выборы Обамы — что высадка на Луну: непрагматическая победа.
Во всяком случае, так ее восприняли в нашем тихом, казалось, навеки захваченном пенсионерами избирательном участке, где в тот судьбоносный вторник впервые выстроилась очередь. В столетней мэрии, под мутными портретами усатых магистратов, принадлежащих кисти заслуженно забытых художников, гудела пестрая толпа. Она выглядела, словно сама Америка. Пожилая пара принаряженных корейцев, матрона с взрослыми детьми, тезка-почтальон (я с ним часто болтаю), чернокожая женщина-пастор из протестантской церкви и несколько непривычно сдержанных юношей призывного возраста и неопределенной этнической принадлежности. Отстояв в очереди, нажав заветную кнопку, убедившись, что мой голос засчитан, я раздвинул похожие на театральный занавес шторы кабинки и неожиданно для себя чуть поклонился дожидавшимся избирателям. Мы друг другу даже похлопали, ибо все понимали, что угодили в историю.
В день инаугурации она кончилась и началась другая, о которой еще ничего не известно. Напуганная самым упрямым на памяти двух поколений кризисом Америка ждет от Обамы даже больше, чем он обещал, но прежде и больше всего — работы.
«Я вырос, — как писал о себе кумир моей молодости Валерий Попов, — в бедной профессорской семье. Мы одалживали деньги даже у сильно пьющей дворничихи. Зато в нашей жизни всегда было место празднику». С буднями оказалось сложнее, в том числе — и в Америке. Безработным я здесь был трижды, каждый раз переживая это состояние крайне болезненно.
Сперва меня вытурили из грузчиков. И правильно сделали. Даже невооруженным взглядом было заметно, какое омерзение у меня вызывала ненужная, нехитрая и нудная работа. Оставшись без нее, однако, я не смог заснуть и изменил взгляды. В ту ночь во мне (как потом и так же стремительно в России) произошел переход от социализма к капитализму: из обузы труд превратился в привилегию. С тех пор я часто думаю, что, как евреем или негром, каждому полезно побыть безработным — лишь бы недолго.
