Красивое, почти дачного типа двухэтажное здание пожарной части. Посмотрел на те двери, которые так заботливо закрывал за собою "дед" Хмель, выезжая на пожар. Стекло уцелело. Два бойца со шлангами в руках мыли заасфальтированный двор, над которым лениво поднималась парная волна горячего воздуха. Стояли готовые в выезду, отмытые до блеска красно-белые пожарные машины с номерными знаками Черкасской, Днепропетровской, Полтавской областей. Возле реактора велось круглосуточное дежурство пожарных: можно было ждать чего угодно. Кроме того, объединенному пожарному отряду, дежурившему в те горячие дни в Чернобыле, пришлось принять участие в борьбе с "обычными" пожарами, которые не редкость для здешних лесистых, болотистых мест, особенно в засушливые годы: в Зоне горели торфяники. И, как все в Зоне, эти "обычные" пожары тоже были необычны: вместе с дымом поднимались в воздух радиоактивные аэрозоли, чего никак нельзя было допустить…
Я познакомился здесь с начальником управления пожарной охраны МВД УССР генерал-майором внутренней службы Филиппом Николаевичем Десятниковым и начальником отряда пожарных подполковником Евгением Ефимовичем Кирюханцевым. Полковник Кирюханцев - москвич, типичный военный интеллигент: подтянутый, красивый, точный. Он рассказал мне, что в начале июня в их части состоялся очень странный, но и очень знаменательный товарищеский суд. Судили за то, что два бойца… "схватили" на два рентгена больше, чем имели на то "право", выполняя конкретную операцию (все боевые действия перед их выполнением тщательно планировались и неоднократно репетировались с хронометром).
Подумать только!
Еще в мае их, возможно, похвалили бы, объявили героями. А в июне уже наказывали. Так стремительно в Зоне изменились времена, изменилось само отношение к этому емкому понятию "героизм".
Лишь отношение к тем, чьи портреты в черных рамках висели на стене чернобыльской пожарной части, не изменилось и не изменится никогда.
Белоконь со "Скорой"
Валентин Петрович Белоконь, 28 лет, врач "Скорой помощи" медсанчасти города Припять:
"Двадцать пятого апреля в двадцать часов я заступил на дежурство. На Припяти работает одна бригада "Скорой помощи" - врач и фельдшер. А машин "скорых" у нас всего шесть.
Когда было много вызовов, мы разделялись: фельдшер гонял к "хроникам" - если надо сделать укол, а врач - на сложные случаи и детские. В то дежурство работали мы раздельно, вроде бы двумя бригадами: фельдшер Саша Скачок и я. Диспетчером была Маснецова. И вот с этих восьми часов вечера как-то все поехало, понеслось с удивительной быстротой. Нет, вначале все спокойно было на атомной станции, но неспокойно по городу. Я ездил все время, практически не выходил из машины. Вначале была какая-то пьянка, кто-то там выбросился из окна, нет, не погиб, абсолютно здоровый, но пьяный в дым… Потом детские вызовы были, к бабуле одной ездили, и потом где-то вечером, часам к двенадцати - я хорошо запомнил, потому что ночь была сумбурная, - поступил вызов: мальчик тринадцати лет с бронхиальной астмой, затянувшийся приступ. А затянулся он потому, что звонил сосед и не указал номера квартиры. Я выехал на проспект Строителей, а уже полночь и домина большой. Посмотрел, походил-походил - никого. Что делать? Не будешь же всех будить. Уехал.
