– А я – литератор Свистонов.
– Это хорошо,- сказал Дерябкин.- Вот видишь, Липочка, и литератор того же мнения.
Дерябкин, навьючив Липочку – он считал, что мужчине не полагается носить пакетов,- вцепился в Свистонова.
– Идемте к нам чай пить.
Свистонов, следом за Дерябкиным и Липочкой, спустился в подвал.
В подвале лежала суконная красная с черным дорожка, какие были прежде на парадных, обеденный стол, зеркало с парадной. Чистота царила в подвале необычайная. Окна выглядели почти хрустальными, подоконники были вымыты до блеска. Крашеный желтый пол сверкал.
– Гигиена,- сказал Дерябкин,- это первый признак культурности. Вот посмотрите, как лежат у нас зубные щеточки.- И Дерябкин повел Свистонова к полочке над краном.- Видите, и мыло тоже в футляре, чтобы бациллы не попадали. На этом фронте я уже победил.
Теперь новый фронт открылся для меня, по вечерам теперь я вырабатываю почерк. Каллиграфия приучает человека к усидчивости и терпению.
Грамотный и культурный человек был для Дерябкина первый гость. Хозяин жаждал просвещения. Но по вечерам не только вырабатывал почерк Дерябкин.
Кроме того, он слушал радио. Радио приводило в восхищение Дерябкина. Ему казалось, что благодаря радио он сможет узнать все на свете. Он может просвещаться насчет оперы, не надо терять времени на трамвай, да и 118 экономия какая. Об этом он часто говорил с женой. Беда, если жена шумела, когда он сидел с блестящими наушниками. И Липочка решила не ударить лицом в грязь.
– Я настолько малокровна, что мое единственное спасение во сне, я спать могу когда угодно и сколько угодно,- усевшись на пестреньком диванчике, сказала Липочка Свистонову.
– Как же вы научились спать когда угодно? – спросил Свистонов, облокачиваясь на спинку дивана.
– Всему научит ночная клубная служба,- вздохнула хозяйка.
– Вы такая изящная,- грустно пробормотал Свистонов.- Тяжело вам, должно быть, возиться с домашним хозяйством.
– Ужасно бегать приходится,- ответила хозяйка.- Если так будет долго продолжаться, то я умру.
Сколько хлопот было с переплетами! Почти каждый день я бегала в переплетную.
– С какими переплетами? – полюбопытствовал Свистонов.
Хозяйка гордо подвела гостя к этажерке.
– Это любимые книги моего Павла.
Свистонов согнулся. «Старые годы», ежегодник общества архитекторов.
– Вы тонко понимаете искусство,- сказал Свистонов, выпрямляясь.- Эти матерчатые переплеты необыкновенно подходят к вашей обстановке.
И здесь решил Андрей Николаевич стать своим человеком.
