Помещики, не желая быть рядом с простонародьем даже во время богослужения, устроили в своих палаццо часовни. Зачем им в дождь или в жару куда-то тащиться? Разве не лучше после обильного завтрака помолиться богу тут же, в доме, а потом отдохнуть в тенечке?
К одному из таких палаццо и подошел Серджо с товарищем. Было еще рано, и они присели поодаль от дома, под раскидистым апельсиновым деревом, ждали, пока выйдут господа.
Вскоре в дверях показался хозяин. Делая вид, что не замечает пришедших, он прошелся немного, взглянул на небо, потянулся и, довольный, зевнул. Затем еще потянулся, погладил себя по лысине и направился во флигель, где была устроена часовня. Помолившись богу и испросив у него отпущения грехов и злых помыслов, хозяин расположился под вишней; здесь его ждал накрытый стол с обильным завтраком. Служанка, следившая за порядком в доме, сообщила ему, что пришли двое крестьян.
— Потом, потом… — раздраженно отмахнулся помещик и принялся за трапезу.
Завтрак длился целых полчаса. А когда служанка убрала со стола, он неторопливо раскурил трубку, посмотрел в сторону апельсинового дерева и громко сказал:
— Эй, идите сюда!
Серджо и его товарищ мигом вскочили на ноги и подошли к вишне.
— Добрый день, синьор, — поздоровались они, держа шапки в руках.
Синьор, не ответив на приветствие, бросил в их сторону:
— Говорите скорей, мне некогда.
Серджо рассказал о ночном происшествии.
— Ступайте домой, — поразмыслив немного, ответил помещик. — Я пошлю сына взглянуть, кто там у вас.
Серджо и Анджело ретировались.
Вскоре в дверях дома появился сын помещика.
— Эй, Никколó, подойди ко мне! — окликнул его отец.
Был уже полдень, когда Никколо подъехал к селу. Завидев вдали всадника, крестьяне тотчас кинулись к лачуге, где лежал Бошко. Увидев толпу, Никколо сразу понял, куда ему держать путь. Серджо встретил его и ввел в свое жалкое жилище.
Бошко чувствовал себя уже намного лучше. Он сидел на кровати в старой рубахе и коротких штанах, явно сшитых не по нему. На ногах у него были башмаки, которые, казалось, вот-вот развалятся. Увидев Никколо, Бошко встал. Одна из женщин принесла табуретку, но Никколо не сел. Он разглядывал спасенного крестьянами юношу, пытаясь по виду определить его происхождение.
— Ты итальянец? — спросил он наконец.
— Нет, синьор, — ответил Бошко. — Я родился в Боке Которской.[1]
— Но откуда ты знаешь наш язык?
— Я моряк, а моряку сам бог велел говорить на многих языках.
