Он желал Элиану по-прежнему, с разнообразием, привносимым в любовь временем. Кроме того, она ценила его душевную тонкость. Но он подолгу молчал, и чем дальше, тем дольше. Короткими зимними вечерами его долгое молчание открывало двери безмятежной мысленной веранды, где его окоченевшее сердце отогревалось от одних и тех же воображаемых картин. Грезы неизменно уносили его к ребенку, он видел одинаковые сцены и блаженно вспоминал, с какой радостью сторожил когда-то его сон и судьбу.
А потом наступил апрельский день 1939 года, когда он впервые почувствовал наступление старости. Она пришла не как зима с медленными снегопадами, парализующая желания, а как обескураживающая весна, отсутствие обновления. В тот день блестел от оттепели горный склон; изящная мадам Жардр поехала в субботнем автобусе в город за покупками. Бьенвеню все не выходил из спальни, и старуха Бобетта несколько раз спрашивала из-за двери, не нужно ли ему чего. К полудню Арман принес письмо от Эфраима. Там рассказывалось о крупных маневрах, о занимаемых «противником» позициях, которые надо захватить, о боевых группах из дюжины солдат и сержанта или капрала каждая. Солдат хвастался, что его назначили стрелком и вручили ему ручной пулемет, а это такая ответственность! Перед ним двигались шестеро стрелков, разведывавших местность и выбиравших наилучшую позицию. Боеприпасы несли пятеро подносчиков.
Арман, водрузив на нос очки, читал письмо медленно, с терпением школьного учителя, диктующего лентяям задачу, а Бьенвеню переживал, что не все усвоит. Главное, ему никак не удавалось представить Маленького Жана в военной форме, среди однополчан, продвигающегося перебежками, как тот сам писал, вдоль изгороди или близ моста, среди сугробов. Ему казалось, что их с повзрослевшим мальчиком разделяет бескрайнее ледяное пространство, расширяющееся с каждым новым, бесцельным днем.
После скромной трапезы на пару с Арманом он взял ружье, зарядил его двумя большими патронами и пошел бродить по лесу. День выдался чудесный, звуки разносились далеко. Арман, тайно следовавший за фермером, услышал два выстрела и бросился к нему, лишившемуся чувств, чтобы отнести его в дом. Позже выяснилось, что управляющему хватило предусмотрительности подсунуть хозяину холостые патроны.
Пока в Коль-де-Варез происходили эти события, старший капрал Бенито (он исполнял обязанности сержанта) участвовал в больших весенних маневрах и был вполне счастлив. Надо сказать, 1938 год, год Мюнхенского договора, кончился для него плохо: падением на замерзшем склоне за два месяца до Рождества, переломом ключицы и отменой увольнения в конце года. Это его крайне удручило, и он принял как благодеяние возобновление подготовки, далекие марш-броски на лыжах или на снегоступах, изматывавшие его физически и отуплявшие…
