Назавтра настало одно из тех серых ноябрьских воскресений, которые унылый, не прекращающийся дождик лишает начала и конца, медленный, неуверенный день, похожий на разграфленный журнал, в который молчаливый писарь заносит плюющимся пером события и расходы истекшей недели: падение дерева во дворе, приобретение табуреток, столько-то истрачено на ремонт зала, покончил с собой повар, на которого никто в семинарии не жаловался…
Городская библиотека была закрыта, что лишало Жана-Мари предлога для выхода в город. После мессы он вернулся в свою келью и сосредоточился на видении, дарованном ему Провидением, с прежним пылом стараясь поникнуть в его сокровенный смысл, как будто ему требовалось перевести без словаря страничку из Тита Ливия. Текст приходится перечитывать несколько раз, прежде чем разгрызть его на слова, так же и сцену у машины он несколько раз прокручивает в памяти. Кем была та молодая женщина? Почему она так безропотно последовала за мужчиной в шляпе?
Он взял карандаш, положил перед собой чистый лист бумаги. Его рука почти неосознанно набрасывала лицо незнакомки в разные мгновения их встречи. Вскоре лист покрылся портретиками, очень похожими на оригинал, ведь в рисовании он был силен. Когда на обеих сторонах листа не осталось места, он принялся расхаживать по комнате, бросив свои творения на столе ради ливня, за которым можно было наблюдать в окно.
И внезапно ему открылась истина: он понял, что столкнулся с надушенной Магдалиной перед ее встречей с Христом, с той, кого Тертуллиан клеймил под именем «публичной женщины», кого латиняне именовали prostituta. О, Афра Аугсбургская, маленькая святая, перевоспитавшаяся куртизанка, сожженная на костре покровительница дочерей радости, молись за него!
В следующие дни, возвращаясь в некотором роде на место преступления, он упорно прогуливался по улице, усаженной вязами, на которой располагалась библиотека. Библиотекарь, наблюдавший из своего окна за неугомонным юношей, вышел и спросил, почему тот так долго мерзнет.
– Я жду одного человека, – ответил без колебания Жан-Мари.
– Ждать можно и внутри. Живо ступайте греться!
Он не отверг приглашение и сделал вид, будто заинтересовался старинным изданием Боссюэ, которое ему пообещали принести. Сидя в стороне от других читателей, под лампой с абажуром, он рассеянно переворачивал странички, вычисляя, сколько шагов отделяют его от двери; лишь только почувствовав, что о нем забыли, он улизнул. На улице унылый бесцветный ветерок собирал по закоулкам сухие листья и крутил их над самой землей. Солнце уже зашло за крыши. Пора было возвращаться в семинарию. День прошел зря.
