Слуга кайзера отворачивался от трона и уходил в народ. Шестидесятилетний Людендорф вступил на путь, по которому до него пошли Штейн[89] и на закате своей жизни — Бисмарк. Вскоре затем он порвал с баварским офицерством и разошелся с Гинденбургом, а в конце 1927 г. выступил из протестантской церкви.
Что такое «барабанщик»
Гитлер явился в зал суда с сознанием, что процесс должен прославить его еще больше, чем путч. Съехались лучшие корреспонденты со всего мира. Перед лицом мировой прессы самомнение вознесло Гитлера еще выше тех головокружительных высот, на которых стоят государи и министры:
«Примите уверение, что я не добиваюсь министерского поста. Я считаю недостойным большого человека стремиться к тому, чтобы записать свое имя в историю в качестве министра. Я ставил себе другую цель, которая с самого начала была для меня в сто раз важнее, я хотел стать сокрушителем марксизма. Эту задачу я выполню, а когда я ее выполню, титул министра будет для меня жалким пустяком. Когда я впервые стоял перед могилой Рихарда Вагнера, сердце мое сильно забилось при мысли, что этот человек запретил написать на своей гробнице: здесь покоится тайный советник, музыкальный директор его высокопревосходительство барон Рихард фон Вагнер. Я гордился тем, что Рихард Вагнер и столько великих людей немецкой истории удовольствовались тем, что передали потомству свои имена, а не свои титулы. Не из скромности я желал быть «барабанщиком». Это — самое высшее, все остальное — мелочи».
Это не совсем верно: Гитлер вначале был действительно скромен. Эта патетическая тирада не отличается большим тактом. Но величие не нуждается в такте. Слова же эти свидетельствуют о величии замысла; в этом мы должны отдать справедливость барабанщику. Гитлер имел смелость поставить себе большую задачу, рискуя стать смешным в чужих глазах. Быть может, только это и отличает его от стаи политиканствующих современников и, как бы ни сложилась его дальнейшая судьба, это обеспечивает ему если не целую страницу, то во всяком случае строку в истории Германии.
«Поворот» Людендорфа
Почти все обвиняемые сознались в своих действиях, причем даже с некоторым задором. Любопытно, как Крибель объяснил свое участие в путче; его мотивировка заслуживает быть увековеченной в учебниках отечественной истории. Военный руководитель «Боевого союза» и в прочих отношениях невинный агнец, знающий только свое военное дело, заявил на суде: «Я не знаком ни с веймарской, ни с баварской конституцией. Я участвовал в то время в комиссии по заключению перемирия и впоследствии также не читал конституции. Но все баварские газеты, патриотические деятели, министры восклицали в один голос: надо бороться против веймарской конституции! И я своим простым солдатским умом решил: раз все кричат об этом, почему бы и мне не бороться?»
