— Она не дала мне одеть себя, — объяснила Марти, стараясь говорить спокойно. — Все время плакала и требовала папу. Марти не знала, как отреагирует Кларк, и его слова стали для нее полной неожиданностью.
— Этого я и боялся. У детей короткая память, — сказал он, поразив Марти своим спокойным тоном. — Она уже не помнит, что такое мама. Он подошел к буфету и при этом, как заметила Марти, даже не взглянул на Мисси, чтобы не спровоцировать новую бурю рыданий.
— Ей придется привыкнуть, что ты — ее мама и что ты заботишься о ней. Можешь отнести ее в спальню и одеть, а здесь я справлюсь сам. — Он жестом указал на беспорядок, царивший на кухне, и частично приготовленный завтрак. После этого Кларк открыл окно, чтобы жар от ревущей печи вышел наружу, и больше не взглянул ни на Марти, ни на Мисси. Марти перевела дыхание и нагнулась, чтобы взять Мисси, которая немедленно зашлась криком, как раненый зверек, а оказавшись на руках, стала брыкаться и лягаться.
— Слушай меня внимательно, — процедила Марти сквозь стиснутые зубы. — Помнишь наш уговор? Я обещала быть твоей мамой, если ты будешь хорошей девочкой. Хорошие девочки так себя не ведут. Но Мисси не желала слушать. Марти посадила ее на кровать и вдруг услышала, как, икая от плача, Мисси отчетливо произнесла:
— Хочу к маме! Так значит, она все помнит. Раздражение Марти мало-помалу стало таять. Может быть, Мисси почувствовала отношение Марти к Кларку, ее злость и отчаяние. Она не винила малышку за то, что та плакала и брыкалась. Возможно, Марти сама вела бы себя не лучше, если бы ее опыт не говорил о том, что это напрасная и бессмысленная трата сил. «Ах, Мисси, — думала она, — как я тебя понимаю. Со временем мы наверняка станем друзьями, но сейчас, — она поморщилась, — сейчас мне нужно тебя одеть». Марти разложила одежду в нужном порядке, поскольку знала, что никто не будет подавать ей вещи, пока она будет воевать с Мисси. Затем Марти опустилась на кровать и усадила брыкающуюся девочку к себе на колени. Мисси снова забилась в истерике, но теперь Марти не испугалась. Она понимала, что это не более чем гнев ребенка.
— Хватит, Мисси, прекрати. Голос Марти потонул в детских криках, и тогда она дважды крепко шлепнула по маленькой извивающейся попке. Глаза девочки широко раскрылись от удивления, и она перестала плакать и вырываться. Может, это был эффект неожиданности, но, скорее, ребенок просто понял, что придется подчиниться. Мисси продолжала всхлипывать, глотая слезы и прерывисто вздыхая, но больше не сопротивлялась и позволила Марти одеть ее.
