— Загорский как изволит поживать?
— Загорский?..
Майя Петровна не удивилась вопросу, то был один из привычных заскоков мужа; но испытала секундную растерянность, оттого что всплыл в памяти совсем недавний разговор о Загорском с Леной.
— Не знаю, кажется, поехал куда-то.
— А говоришь — «не знаю»!
— Тут про всех все знают, — возразила она.
— Именно! И захочешь утаить, да не удастся, Майя Петровна!
Он возбужденно закружил по комнате. Майя Петровна все еще не могла взять в толк, что с ним происходит.
— Миша! Ты много выпил, что ли?
— Пустяки я выпил.
— Тогда не пойму… Как будто играешь. А игрушки-то живые — Катя, ты, я. И всем больно!.. Я хочу знать, что случилось. Ведь все очень серьезно, Миша! А мы — о чем говорим? Бабы, клиенты, теперь еще Загорский!
Багров сел на место, сжал пустой стакан. Произнес с ненавистью, отбросив все недомолвки:
— О нем и говорим. О нем да о тебе.
— Что?!.. Так вот с чем ты шел! — ужаснулась она.
— Да. С тем шел, с тем и пришел.
Излишне и уточнять, зачем пришел. Если уж ударился в бега, прорвался через полстраны — ясно, что у него на уме.
Сидит против нее, между воспаленных красных век — мрак и безумие. Прощается с ней, готовясь переступить последний рубеж. Ее муж. Чуждый, будто бесом одержимый… и несчастный. Господи, как она устала искать выхода, бороться! Но она за него в ответе, не может оставить на съедение самому себе.
Когда Майя заговорила, Багров изумленно дрогнул от тихого сострадательного голоса:
— Ну что у тебя за судьба, Миша?.. Зачем все так нелепо… Всю жизнь шиворот-навыворот, шиворот-навыворот… Даже воз черемухи — в сущности, тоже нелепо…
— Это к чему?
Он ждал оправданий, покаяния. Может быть, под всеми завалами ревности, ярости, обид тлело желание простить. Ее, не его, нет.
— К тому, что зря ты шел, Миша. Ничего нет. Ничего. Пусто.
Багрова будто по затылку огрело этой ее материнской жалостью.
— Врешь! — ахнул он.
— Когда я врала…
Никогда, он знал. Но сейчас восстал против своего знания.
— Майка, ты не шути! Ты мне душу не выворачивай! По-твоему, я как волк, как бешеный пес… все эти дни где ползком, где бегом… по лютой стуже… куски воровал… это что все — сглупа?!..
— Лучше не рассказывай.
— Нет, ты говори — сглупа?.. Я ведь все равно дознаюсь, пара пустяков!
— Дознавайся… Мне бы оскорбиться, а даже сил нет. У кого только повернулся язык?
— Скажешь, и под вечер к нему не бегала? И до дому он тебя не провожал? И… все прочее? — слабея, перечислял Багров, а мысли спутывались и в голове что-то опрокидывалось вверх тормашками.
