Но всегда были и есть люди, которые добровольно или вынужденно покидают родные края. Все мы - потомки тех, кто сумел пережить это. Я приспособился.
Он угрюмо насупил брови.
– Я не вернулся бы обратно, даже если бы меня помиловали, - произнес он. Из-за того, что там творится по милости этих предателей.
Я допил свое виски, смакуя языком и нёбом каждую каплю этого восхитительного напитка и лишь краем уха прислушиваясь к его словам.
– Вам здесь нравится?
– Да, - ответил он. - Теперь да. Я уже преодолел эмоциональный барьер. Мне помогло, что первые несколько лет все мои усилия были направлены только на то, чтобы выжить, а потом, приехав сюда, я был слишком занят устройством на новом месте. Не хватало у меня времени на самооплакивание. Теперь же меня все больше увлекает мой бизнес - игра захватывающая и особенно приятная тем, что ошибочные ходы в ней не влекут за собой высшую меру наказания. Я открыл в этой эпохе качества, которые утратило будущее… Держу пари, что вы не имеете ни малейшего представления о том, насколько экзотичен этот город. Ведь в эту самую минуту в каких-нибудь пяти милях от нас стоит у атомной лаборатории солдат-охранник, мерзнет в подворотне бродяга, идет оргия в особняке миллионера, готовится к ранней службе священник, спит купец из Аравии, стоит в порту корабль из Индии…
Его возбуждение несколько улеглось. Он отвел взгляд от темного окна и посмотрел в сторону спален.
– И здесь моя жена и дети, - с какой-то особенной теплотой добавил он. Нет, что бы ни произошло, я не вернулся бы обратно. Я в последний раз затянулся сигарой.
– Да, вы и впрямь неплохо устроились.
Окончательно стряхнув с себя грусть, он улыбнулся мне.
– А знаете, мне кажется, вы поверили этой сказке.
– О, безусловно. - Я погасил окурок сигары, встал и потянулся. - Час поздний. Нам, пожалуй, пора идти.
Он понял не сразу. А когда до него наконец дошло, он медленно точно огромный кот, поднялся с кресла.
– Нам?!
Я вытащил из кармана пистолет-парализатор. Он замер.
– Дела такого рода не оставляют на волю случая. Мы всегда проверяем. А теперь в путь.
Кровь отхлынула от его лица.
– Нет, - беззвучно, одними губами, произнес он, - нет, нет, нет, вы этого не сделаете, это ужасно… А Эмели, дети…
– Это, - сказал я ему, - входит в наказание.
Я оставил его в Дамаске за год до того, как город был разграблен Тамерланом.
