– Дениз. Дениз. Дениз… - Это как спасенье, как заклинание, как мелом по полу - круг, отсекающий все то, что было и как было.
– Я здесь, - прозвучал из темноты ее неправдоподобно спокойный голос. - Протяни руку - я здесь.
У него похолодело внутри от ее слов, простых и ничего не значащих в обычном номинальном значении, но сейчас обернувшихся к нему всей жуткой обнаженностью единственного своего смысла. И не он ей, а она ему первая предлагала единственное средство от страха перед окружившей их тупой и бессмертной нелюдью, и это "протяни руку" - первое, что она сказала ему как равная равному, значило только одно: "протяни руку к возьми".
Он медленно поднялся, царапая щеку о кирпичный наружный косяк, и переступил порог комнаты. Где-то внизу, у его ног, сидела на полу невидимая Дениз.
Вот так. И не мучайся, все равно ведь это неизбежно. Быть тебе сукиным сыном. Судьба.
– Ты словно боишься? - проклятый голос, обиженный, совсем детский. Никто же не видит. Темно.
Так бы и убил сейчас. На месте.
– Может быть, я для тебя недостаточно хороша? Мсье Левэн говорил…
– Замолчи!!!
Бесшумно шевельнулся воздух, и Артем угадал, как поднялась, выпрямившись и чуточку запрокинув голову, Дениз. Из темноты лёгкими толчками поднималось и долетало до его лица ее дыханье. Ближе протянутой руки была теперь она от него.
– Зачем "замолчи"? Я люблю тебя, Артем.
Господи, да разве может быть, чтобы это "я люблю тебя" звучало так медленно, так правильно, так спокойно?
– Нет, Дениз, нет! Просто так вышло, что здесь только мы, ты и я, никого, кроме меня. Вот тебе и показалось… Почему бы и нет? Девочки рассказывают, мама запрещает, мсье твой плешивый травит про Нефертити… В первый раз верят не только другим, Дениз. Верят себе. Что с первого взгляда и на всю жизнь. Вот и тебе кажется. Мсье для этой роли не подошел, стар, и девочки засмеют. А тут - молодой русский, и на совсем другой планете, О-ля-ля! Пока никто не видит…
– Здесь темно, я не могу тебя ударить.
– А хорошо бы. Я даже прощенья просить не буду. Это завтра. Когда я буду способен соображать, что я говорю.
– Ты говоришь и не слышишь? Каждое твое слово - как crapaud (жаба), я не знаю по-русски, холодное, противное, мокрое! Зачем так? Зачем? Зачем?
Дениз, горе ты мое горькое, не "зачем", а "почему".
– Потому что не смей говорить: "Темно, и никто не видит". Не смей говорить: "Протяни руку". И не смей в этой темноте стоять так близко, что я действительно могу протянуть руку и взять.
