Писатель и самоубийство. Часть 2 | страница 56



Пишущая женщина слишком остро чувствует.
О, трансы и предзнаменованья!
Словно мало ей месячных, детей и островов,
Мало соболезнователей, сплетен и овощей.
Ей кажется, что она может спасти звезды.
Писатель по натуре — шпион.
Любимый, это обо мне.
Пишущий мужчина слишком много знает,
О, заклятья и фетиши!
Словно мало ему эрекций,
конгрессов и товаров,
Мало машин, галеонов и войн.
Из старой мебели он делает живое дерево.
Писатель по натуре — мошенник.
Любимый, это о тебе.
Мы никогда не любили себя,
Мы ненавидели даже собственные
шляпы и башмаки,
Но мы любим друг друга, милый, милый.
Наши руки голубы и нежны,
В наших глазах страшные признанья.
А когда мы поженимся,
Наши дети брезгливо уйдут.
У нас слишком много еды, и нет никого,
Кто съел бы все это нелепое изобилие.

Политика

— Да! Чуть было не забыл, — вскричал

Азазелло, — мессир передавал вам привет,

а также велел сказать, что приглашает

вас сделать с ним небольшую прогулку,

если, конечно, вы пожелаете. Так

что ж вы на это скажете?

— С большим удовольствием, — ответил

Мастер.

М. Булгаков. «Мастер и Маргарита»

Политика и литература издавна неравнодушны друг к другу. У первой — сила прямого действия и физическая власть; у второй — сила эмоционального воздействия и власть духовная. Политике нужен инструмент влияния на умы; литература мечтает об инструменте воплощения своих идей и фантазий в жизнь. В истории человечества неоднократно были периоды, когда слово начинало играть гипертрофированную роль, оно становилось, если калькировать удачное английское выражение, больше жизни. Почти всегда подобное состояние общества связано с той или иной формой политического нездоровья: революционной ситуацией, социальными потрясениями, диктатурой. В последнем случае чрезмерный рост авторитета литературы, особенно художественной — реакция общества на ущемление свободы слова. Когда писатель, существо в общем-то инфантильное и безответственное, обретает роль Учителя Жизни, это верный признак: прогнило что-то в Датском королевстве. Для писателя такое повышенное внимание со стороны читателей и властей с одной стороны лестно, с другой опасно.

Тоталитарная власть стремится прибрать литературу к рукам, посадить писателя в золотую клетку, сделать живого соловья механическим. А тех, кто не хочет, подвергает преследованиям и казням. Литераторы — порода психически хрупкая и тонкокожая, поэтому в условиях открытой агрессии со стороны внешнего мира многие из них убивают себя сами.