Бригада Володи Соколова разбирала разрушенный ангар, в котором стояло несколько самолетов, заваленных легкими перекрытиями. Когда мы добрались до какого-то бомбардировщика, засыпанного снегом и землей, я очень обрадовался. Мои товарищи по указанию капо отцепляли крылья и клали их на длинную телегу, а я увлекся фюзеляжем. Там в сущности нечего было делать, но я намеревался залезть в кабину самолета. Подняться в кабину было не просто — не хватало сил. Я топтался на одном месте, заглядывал в люк, ища какую-то подставку или что-то в этом роде. Вдруг слышу:
— Становитесь на мое колено.
Володя предлагал помощь. Я поставил ногу на его колено. Соколов подсадил меня, и я — в кабине.
— Быстрее, быстрее! — грозно крикнул заместитель бригадира, но я уловил в его тоне искусственность и прилип глазами к устройству кабины.
Какая радость для авиатора вдруг очутиться в кресле пилота, поставить ноги на педали, потрогать ручки, кнопки, таящие в себе секреты управления мощным самолетом. Штурвальчики, выключатели, измерители — все, почти все мне было знакомо по кабине моего самолета, по учебникам. Я окидывал взглядом ее, словно сидел в своем, давно покинутом доме: узнавал, но все это было как будто переставлено на другое место. В кабине много табличек, надписей, которые я не мог читать. К каждому рычагу мне хотелось прикоснуться рукой, подать его вперед, назад, удостовериться, что общего в оборудовании кабины с нашим советским самолетом.
Во время одного из таких упражнений я услышал голос капо:
— Кто там? — Капо заглянул через люк в кабину. — А, симулянт проклятый! Зачем сюда забрался?
Я начал слезать. Бригадир встретил меня на земле палкой. Бил куда попало. Но я не обращал внимания на эти удары, думая об одном — не догадался бы эсэсовец, не подсмотрел ли, чем я там занимался.
— Я замерз, герр капо. Полез погреться, — жалобно стал я вымаливать пощаду.
— Работай! Симулянт! — кричал капо.
Пронесло...
Несмотря на то, что мы работали на аэродроме, в ангаре, наш вахман-старичок, которого мы теперь иначе не называли, как Камрад, и сегодня разрешил нам разложить костер. Мы прониклись к нему особенным уважением после того, как он однажды, когда мы направлялись на работу, неожиданно повел нас по нехоженой до сего времени дороге, мимо хозяйственных строений. Когда мы оказались вблизи каких-то подземных сооружений, он оставил бригаду и сказал:
— Здесь хранили картошку. Поройтесь в бункере, найдете кое-что для себя.
