Напрягая память, Кублашвили полузакрыл глаза. И словно расступились годы.
…С утра в тот ненастный осенний день у него болела, просто разламывалась голова. Самочувствие отвратительное.
Хотя лечиться он и не охотник, но все же пошел к врачу. Вернувшись в общежитие, выложил на тумбочку у вешалки таблетки и начал раздеваться. Ничего, через несколько минут полегчает. Вот примет лекарство, уснет, и, как заверил доктор, все придет в норму.
Резко зазвонил телефон. Придерживая шинель на одном плече, Кублашвили снял трубку.
— Слушаю вас, — вяло сказал.
— Говорит майор Дудке. Пригласите старшину Кублашвили.
— Я слушаю вас.
— Не узнаю тебя, Варлам Михайлович. Почему такой скучный голос? Захворал, что ли?
«Что-то стряслось», — предположил Кублашвили и наигранно бодро ответил:
— Нет, товарищ майор, все нормально. Это вам показалось.
— Ты сегодня, знаю, выходной, не хотелось беспокоить, но так уж складывается.
— Я нужен, товарищ майор? — спросил Кублашвили, массируя правый висок.
— Нужен — не то слово. До зарезу нужен! Середа, понимаешь, в отпуске, Самофалов, как назло, в командировке, а тут один весьма «именитый» гость изволит пожаловать. Боксер состав ведет!
Кублашвили нахмурился и потер рукой лоб. Вот это новость! Каждый приезд Боксера (так окрестили машиниста за бычью шею и пудовые кулаки), чувствовалось, был связан с преступными махинациями, контрабандой. То звонил кому-то из кабины телефона-автомата, причем весь разговор длился не больше минуты. Две-три фразы — и вешает трубку. То, вроде бы прогуливаясь, выходил на привокзальную площадь и, прислонившись спиной к газетному киоску, скучающе посматривал на суетливых пассажиров, шумно осаждавших маршрутный автобус. Но едва только все они протиснулись в «Икарус», как Боксер метнулся к машине и вскочил в нее в самый последний момент. Однако вышел он на первой же остановке и на такси умчался в противоположном направлении.
Добрых несколько месяцев о Боксере не было ни слуху ни духу, а теперь этот вот тертый калач снова заявился. И, надо думать, неспроста.
— Сейчас буду, товарищ майор! — коротко сказал Кублашзили.
— Спасибо, дорогой! Выручил.
Запив тепловатой водой из графина таблетку пирамидона с анальгином, Кублашвили, поколебавшись, проглотил еще одну — вернее будет — и вышел на улицу.
В железнодорожный отстойник он поспел вовремя. Позвякивая буферными тарелками, поезд только втягивался на запасный путь.
