— Вам еще жить да жить, — сказал Кублашвили. — Тем более, что за Гомелем, как видите, люди есць.
Старушка покатилась со смеху, вытирая выступившие на глазах слезы.
Спутница ее, казалось, не понимающая ни единого слова и до этого с любопытством поглядывающая то на пограничников, то на старушку, тоже рассмеялась. Смех у нее был мелодичный, подобно колокольчику, и Кублашвили подивился, как щедро наделила природа одного человека.
Порывшись в модной кожаной сумочке, девушка достала документы и протянула их старшине. Сделала она это с такой милой, подкупающей улыбкой, что у Кублашвили замерло сердце. Красота девушки очаровывала, давала ей волшебную власть.
Кублашвили раскрыл паспорт. На снимке девушка выглядела, пожалуй, еще очаровательней.
«Эх, попросить бы у нее фотографию!» — мелькнула дурашливая мысль. И почему-то совершенно некстати вспомнился Витька Судаков с его цветными открытками кинозвезд.
Кублашвили уже собрался было вернуть паспорт, но тут одна деталь привлекла его внимание: почему это, пусть едва заметно, на доли миллиметра, не совпадают линии печати, скрепляющей фотографию?
Солдат-первогодок, сопровождавший его, нетерпеливо кашлянул: давай, мол, старшина, поторапливайся! Околдовала, что ли, тебя красотка?
Да, сомнения рассеялись, линии печати не совпадали. Фото наклеено на чужой паспорт.
Теперь Кублашвили уже по-иному смотрел на девушку, в его глазах она многое утратила, как-то потускнела. Какая бы ни раскрасавица, а верить тебе — не верю. Честные люди чужими документами не пользуются. Никуда дальше ты не поедешь, в общем, приехала.
Сменившись с дежурства, Кублашвили медленно шел вдоль железнодорожного полотна. Мысли все время возвращались к девушке с чужим паспортом. Ну зачем, с какой целью пыталась она проникнуть в Советский Союз? Прельстили ли ее лавры Мата Хари, легендарной шпионки, что в годы первой мировой войны работала на немецкую разведку, или что-то другое заставило?
И все же, несмотря ни на что, жаль ее. Каких-то девятнадцать лет от роду, а уже вступила на путь коварства и обмана.
Раздумывая о ночном происшествии, Кублашвили увидел дородного — поперек себя шире — повара в белоснежном халате и таком же колпаке. Он неуклюже сполз с тендера и, низко опустив голову, потащился, держа на плече корзину с антрацитом.
Толстяк пыхтел, то и дело вытирал колпаком обильный пот со лба. Жирный подбородок, грудь, живот колыхались, как тесто.
Кублашвили усмехнулся. Пропуская повара мимо себя, он прислонился спиной к исчерканному мелом товарному вагону, потом перебрался через площадку цистерны и зашагал по шпалам.
