И все остальные стали смотреть на Тэрча с подозрением. Он вздохнул.
— Утром я проходил там, мимо… — Тэрч сделал паузу, хмыкнул, потянул себя за нос. Опять повисла пауза.
— Мимо, и…? — в голосе Климия просквозили менторские нотки.
— Что-то стоит, — не витийствуя, закончил «отличный механик».
«Еще что-то! — сердце Таллури подпрыгнуло. — Еще какая-то прекрасная летучая машина! А может, и не одна. И если Тэрч хочет взглянуть, то мне-то уж точно надо», — она посмотрела на Климия умоляюще: решение, идти или нет к почетной площадке, сейчас зависело только от него.
— Что-то! — ворчливо поддел Климий, уже, впрочем, готовый сдаться. — А что именно?
— Это и хотелось бы уточнить, — смиренно ответил Тэрч.
— Очень хотелось бы! — пискнула Таллури.
— И эта туда же! Ладно, идемте, здесь недалеко. Да только зря всё это: почетная площадка, или площадка для почетных гостей, устроена как подиум. Высоко. Там лестница в несколько локтей высотой, снизу толком ничего не разглядишь.
— А мы поднимемся! — вдохновенно предложила Таллури.
— Не поднимемся, — отрезал ее ведущий. — Даже и не думай. Это запрещено.
— Всем? — все же уточнила Таллури.
— Всем. В особенности — бесцеремонным девчонкам!
— Я хотя бы издали посмотрю, — примирительно ответила Таллури.
— Все издали посмотрят, — пожал плечами Климий.
— А я и издали пойму, что там за машина, — пробурчал Тэрч себе под нос.
Площадка для почетных гостей, прямо напротив входа в пирамиду, была просто великолепна: невероятных размеров монолит, белоснежный, отполированный и сверкающий, с трех сторон не имел ни подступов, ни подъездов. Четвертую грань, смотрящую в сторону Университета, прорезала внушительная лестница, устланная сверху донизу великолепным алым ковром. Стойки из резного камня цвета слоновой кости несли на себе перила красного дерева. Все сияющее-белые грани были инкрустированы золотыми знаками — витиеватыми и таинственными.
Наверху, ровно посередине этого блистательного подиума, будто не заботясь о других возможных гостях, а может, твердо зная, что других не будет, была небрежно оставлена одна-единственная машина — великолепная вимана. Она была черна как ночь, с прорисованной по борту стремительной огненной стрелой-молнией и несколькими буквами жесткого шрифта.
Компания остановилась на почтительном расстоянии.
— Лим, совсем-совсем нельзя подойти? — просительно прошептала Таллури.
— Совсем, — отрезал Климий. — Настолько «совсем», что лучше больше не спрашивай.
