— Верно. Это слово звучит так же, как твое полное имя, а значит оно — «любопытный зверек, служащий боже— ству», — он взглянул на затаившую дыхание Таллури почти с лаской: — Хорошая настройка. И просто великолепная работа! Я говорю об игрушке. Теперь следи внимательно за рисунками на разных сторонах — пирамидка станет не только развлекать тебя, но и загадывать загадки или предложит игру. Я сам не до конца знаю, что и как, — Энгиус взял пирамидку и стал вглядываться в ее мерцающую глубину: — Мой друг сказал: «Отдай игрушку зверьку, что живет в твоей пещере». Зверек — так назвал тебя он. А ведь я даже не упоминал о тебе!
* * *
Целыми днями Таллури собирала и разбирала свою игрушку, озадаченно поворачивая ее так и этак, то ахая от восторга, то хмуря лоб и слизывая пот с верхней губы.
— Да, — вдруг пришло ей на ум, — а отчего ты сказал «подарки»? Не «подарок», пирамидка, а именно «подарки»? Я точно помню.
— Ты точно помнишь. Это так, я сказал «подарки» и вручил тебе пирамидку. Но я не оговорился. Я хотел, чтобы ты сама спросила. Это значило бы, что ты внимательна, чутка к тому, что я «нес» в тот момент в себе.
— Я оказалась нечутка… — расстроенно прошептала Таллури.
— Небрежна, — уточнил Энгиус. — Слово прочно осело в твоем сознании, хотя ты пренебрегла им на время в пользу игрушки. Да, есть еще один подарок. И считаю, он гораздо важнее для тебя.
Она внимала.
— Мы скоро уйдем отсюда, — жрец сделал торжественную паузу. — Наше заточение окончено!
Но Таллури не знала, радоваться или огорчаться, поэтому не выразила никаких эмоций.
— Ты в замешательстве, — констатировал Энгиус. — Что ж, это нормально. Но уверяю, то, что ждет тебя впереди достойно твоей радости. Уточним: открыто выражаемой радости.
Она непроизвольно улыбнулась:
— Что же ждет меня, Энгиус?
— Университет!
* * *
Горы, долгие месяцы остававшиеся им добрым убежищем, высились за спиной — на несколько часов хода Энгиуса и Таллури поглотил лес. Он обступал их со всех сторон и, касаясь хвойными лапами рук, плеч, спин, будто прощался. Снова, как и год назад, жрец вел Таллури по тропе, теперь уже окончательно затерявшейся в траве и молодом подлеске. Каким-то образом они вышли на поляну, ту поляну, где некогда выпрягли Ечи и оставили повозку.
И следа не было, что кто-то побывал здесь хотя бы раз. Повозка стояла на прежнем месте. Энгиус, борясь с высокой сильной порослью душистых трав, обошел ее со всех сторон и удовлетворенно хмыкнул:
