Тарантио, вновь обретший власть над телом, едва сумел сдержать улыбку.
— Дай-ка посмотреть твою голову, — сказал он Бруну. — Подойди ближе к огню.
Брун повиновался, и Тарантио быстро ощупал его белобрысую макушку.
— У тебя шишка величиной с куриное яйцо, но это пройдет. Поди-ка лучше поспи.
— Так ты меня не прогонишь?
— Нет. Скажи мне вот что — хорошо ты стреляешь излука?
— Не очень. Но с мечом я управляюсь еще хуже. Форин гулко расхохотался.
— Хоть что-то ты умеешь делать? — спросил сквозь смех рыжебородый воин.
— Ты мне не нравишься, — буркнул Брун. — А умею я… ну так, кое-что. За скотом ухаживать. За коровами и свиньями.
— Самый подходящий талант для солдата! — ухмыльнулся Форин. — Если на нас, не приведи боги, нападет шайка диких свиней, мы будем знать, кого поставить командиром.
— Иди спать, — велел юнцу Тарантио. Брун покорно встал, но тут же пошатнулся и едва не упал. Форин подхватил его и почти донес к расстеленным на земле одеялам. Парнишка неловко шлепнулся на одеяла и тут же уснул. Форин вернулся к огню.
— Ты не против, если я отправлюсь с тобой и твоим ручным песиком в Кордуин?
— С чего бы тебе этого захотелось? — вопросом на вопрос ответил Тарантио.
Форин хохотнул.
— Никто ни разу в жизни не давал мне золотой. Этого достаточно?
Тарантио проснулся на рассвете. Он зевнул и потянулся, наслаждаясь внутренним одиночеством — Дейс еще спал. Форин, завернувшись в одеяла, тихо похрапывал, но Бруна нигде не было видно. И тело Латайса исчезло. Тарантио поднялся и, пойдя по следам Бруна, нашел его шагах в пятидесяти от лагеря. Тело убитого вожака было завернуто в его же плащ, а Брун, монотонно напевая, копал в мягкой земле неглубокую могилу. Тарантио присел на поваленное дерево и молча наблюдал за его работой. Когда глубина могилы достигла четырех футов, Брун, грязный по пояс, выбрался наружу. Осторожно придвинув мертвеца к самому краю могилы, он снова спрыгнул в нее и опустил Латайса в его последнее пристанище. При этом Брун действовал так бережно, словно боялся, что мертвец набьет себе синяк. Потом он медленно и почтительно засыпал могилу.
— Ты, должно быть, очень любил его, — негромко заметил Тарантио.
— Он заботился обо мне, — просто сказал Брун. — А мой отец всегда говорил, что мертвых надо закапывать в землю. Мол, все поветрия начинаются оттого, что мертвецов оставляют гнить без погребения.
— Наверное, во всех людях есть что-то хорошее, — задумчиво проговорил Тарантио.
