В первые годы XX века в России все течения, ссылаясь на Маркса, которого фальсифицировали тогда с меньшим бесстыдством, чем сейчас, сходились в признании того, что предстоящая революция будет буржуазной. Сам Троцкий, который в статье, озаглавленной «Три концепции русской революции», представил, соответственно, взгляды меньшевиков, Ленина и свои собственные, сам это недвусмысленно признал. Одна из самых серьезных слабостей Троцкого выразится именно в том, что он забудет впоследствии, что в области экономики Октябрьская революция была революцией буржуазной, даже если политически именно пролетариат возглавил ее и смог использовать ее, посредством большевистской партии, для установления своей собственной диктатуры. Перед Октябрьской революцией, во всяком случае, никаких сомнений не было; экономические задачи революции были очевидны: земельные собственники должны быть лишены своих привилегий, а феодализм уничтожен, должна была получить развитие современная крупная промышленность, а законы рынка пущены в ход на всей территории старой России. Социально-экономические мероприятия, которые осуществила бы революционная власть, должны были быть буржуазными, т.е. имевшими единственную цель: разбить препятствия к капиталистическому развитию производительных сил.
Однако пролетариат не мог оставаться совершенно нейтральным между буржуазией и царизмом. Его интересы были на стороне буржуазно-демократической революции как можно более радикальной. Сколько раз Ленин, прямой последователь Маркса, противопоставлял буржуазно-демократическую революцию «по-французски» буржуазно-демократической революции «по-русски», революцию «снизу» и революцию «сверху». Неотвратимое развитие капитализма в России могло осуществиться либо в результате восстания широких крестьянских масс, ведомых пролетариатом, либо компромиссом между буржуазией и земельными собственниками. Этот последний, весьма вероятный путь развития капитализма, был путем на который вступил Столыпин, который хотел с помощью умеренной аграрной реформы создать слой среднего крестьянства, который мог бы служить буфером между крестьянскими массами, лишенными земли, и властью дворянства. Если бы эти маневры имели успех, детонатор крестьянского восстания был бы вынут, и земельные собственники смогли бы мирно трансформироваться в капиталистов. Русский капитализм приобрел бы неразвитые формы, а рабочий класс, целиком включенный в средневековые условия, складывался бы с трудом.
