- А во Вьетнаме?
- Нет. Да что вас все это далекое волнует? Тут поближе война идет, сообщил Миша.
- Где это?
- В Чечне.
- В смысле... не понял. В Чечено-Ингушской автономной советской социалистической республике? Новоприбывшие понимающе переглянулись.
- Ага, в ней, - подтвердил Шмидт.
- А еще ближе не идет?
- Вроде нет.
Теперь пещерные долгожители понимающе переглянулись.
- А вы, э-э, не сыграете что-нибудь? - не унимался Владик, обратившись на этот раз к Саше, который вошел в грот с гитарой.
Гитара от долгого неиспользования, от сырого воздуха, может, от давления, совсем расстроилась, и настроить ее Саше долго не удавалось. Тем временем продолжалась странная болтовня.
- А как там Никита Сергеевич? Кукурузу еще внедряет?
- Какой Никита Сергеевич?
- Да Хрущев, какой.
- Помер Хрущев давно.
- Да-а? А кто сейчас у руля?
- Ельцин.
- Ельцин? Хм, никогда не слышал. А что же Шелепин? Бездействует?
- О ком это вы?
- Ну, Шелепин Александр Николаевич.
- Понятия не имею, кто это такой.
- А Брежнева неужели не знаете?
- Брежнева знаю. Помер ваш Брежнев.
- Ух ты! И Брежнев тоже. А Подгорный?
- И Подгорный помер.
- Кто же в лавке остался?
- Послушайте, а вы точно три года на поверхности не были?
- Ну что же мы вам врать будем, молодые люди? Три года.
- Не тридцать?
- Да бог с вами, товарищи.
- Специально для старшего поколения, - объявил Саша Савельев и, ударив по струнам недонастроенной гитары, запел:
Протопи ты мне баньку по-белому,
Я от белого света отвык.
Угорю я, и мне, угорелому,
Пар горячий развяжет язык...
Когда он закончил, Константин Владимирович сказал:
- М-да, хорошая песня. Смелая. Это вы сами, Саша, сочинили?
- Да что вы! Это же Высоцкий.
- Какой Высоцкий?
- Владимир.
- Тоже помер? - поинтересовался Владик Фадеев.
- Тоже.
- Ага.
Всех ребят дружно клонило в сон.
Пока Саша играл на гитаре, Катя, которой особый коньяк всего с двух глотков заметно ударил в голову, положила эту голову на плечо сидевшему рядом с ней Мише, закрыла глаза и невнятно пробормотала:
- Ну, мамочка... чего ты меня будишь? Мне же сегодня к трем...
Василий, страшно зевая, первым раскатал свой пенопластовый матрасик, разложил спальник. Усталость и сонливость после всего перенесенного за эти неопределенной продолжительности сутки казались такими естественными. Приятное послевкусие терпкого крепкого напитка, приятная легкая отрыжка. Даже суп из концентратов показался каким-то замечательно сытным и вкусным. Расслабляющая натруженные мышцы, убаюкивающая сознание истома волнами растекалась из желудка, и царствующая в пещерах тишина подминала человека под себя. Суетливый и шумный человек тишину не устраивал. Устраивал мертвый, ну разве что еще спящий.
