Она уже знала, что очень изменилась, стала сильнее: разве она не надавала Эшу пинков? И неоднократно! Ее восхищала чистота неистовства Кестрель. Она понимала логику «убей или будешь убит». Она мечтала о радости охоты.
Что же еще нужно, чтобы стать ночным человеком?
— Я хочу тебе что-то сказать, — произнес Эш.
«Ободрить его или нет?» — подумала Мэри-Линетт.
Но Эш всего лишь спросил:
— Может, мы наконец перестанем воевать друг с другом?
Помедлив, Мэри-Линетт сказала серьезно:
— Не знаю.
Они шли по лесу. Кедры возвышались над ними, как колонны в гигантском разрушенном храме. Мрачном храме. А внизу стояло такое безмолвие, что Мэри-Линетт казалось, будто она прогуливается по Луне.
Она наклонилась и сорвала лесной цветок, пробившийся сквозь мох. Это был зигаденус ядовитый. Эш тоже наклонился и поднял отломившуюся ветку тиса, которая валялась у подножия старого дерева. Они не глядели друг на друга и шли, держась на расстоянии нескольких шагов.
— Знаешь, мне говорили, что это может случиться, — сказал Эш, будто продолжая совершенно другой разговор.
— Что ты приедешь в провинциальный городок и будешь охотиться за убийцей козы?
— Что однажды я полюблю… и это будет больно.
Мэри-Линетт не остановилась. Она не замедлила шаг, но и не ускорила его. Только сердце у нее сильно забилось от смешанного чувства страха и радости.
«О боже, это все-таки случилось… Не могло не случиться».
— Ты не похожа ни на кого, с кем я когда-либо встречался.
— Ты тоже.
Эш обдирал тонкую фиолетовую кору с тисовой ветки.
— Понимаешь, это трудно, потому что я всегда думал о людях… меня всегда учили думать…
— Я знаю, что ты всегда думал, — резко прервала его Мэри-Линетт. — Ты думал, что люди — отребье.
— Но, — настойчиво продолжал Эш, — дело в том… Я знаю, это звучит странно, но мне кажется, что я люблю тебя без всякой надежды на взаимность. — Он содрал еще кусок коры с ветки.
Мэри-Линетт не смотрела на него и не могла говорить.
— Я старался избавиться от этого чувства, но оно не уходит. Сначала я подумал, что если уеду из Верескового Ручья, то обо всем забуду. Теперь я знаю, это — как безумие: куда бы я ни уехал, это чувство всегда будет со мной. Я не могу избавиться от него. Поэтому нужно придумать что-то другое.
Внезапно у Мэри-Линетт резко изменилось настроение.
— Извини, — холодно сказала она, — но, боюсь, не очень приятно слышать, что кто-то любит тебя вопреки своей воле, рассудку и даже…
— …всем своим склонностям, — холодно закончил за нее Эш. — Да, я знаю.
