Он протянул ей тисовый прут.
— Вот.
Мэри-Линетт удивленно взглянула на него:
— Зачем мне твой прут?
— Это не прут, это способ общаться со мной на равных.
Эш приставил один конец ветки себе к основанию горла, и Мэри-Линетт заметила, что он острый. Она протянула руку к другому концу: прут оказался на удивление твердым и тяжелым.
Эш смотрел на нее в упор. Было слишком темно, чтобы разглядеть цвет его глаз, но выражение лица у него было неожиданно спокойным.
— Это можно уладить парой хороших ударов. Сначала сюда, потом в сердце. Так ты легко и навсегда избавишься от неприятной проблемы по имени Эш.
Мэри-Линетт легонько нажала на прут. Эш сделал шаг назад. Потом еще и еще. Она теснила его к дереву, удерживая прут у шеи, словно меч.
— Если ты говорила серьезно, то сможешь сделать это, — сказал Эш, уже почти касаясь голого ствола тиса, но не делая ни одного движения, чтобы защититься. — На самом деле вовсе не нужно никакого кола или копья. Достаточно обыкновенного карандаша.
Сузив глаза, Мэри-Линетт обвела тисовым прутом вокруг груди Эша, как фехтовальщик, очерчивающий шпагой круг, и бросила его на землю.
— Ты действительно изменился.
— Да, я изменился настолько, что последние несколько дней не узнаю даже собственное отражение в зеркале, — ответил он просто.
— И ты не убивал свою тетю.
— Ты только что догадалась об этом?
— Нет. Но всегда чуть-чуть подозревала. Хорошо, я поцелую тебя.
Мэри-Линетт испытывала неловкость, потому что никогда прежде не целовалась с мальчиками. Но оказалось, это просто.
Теперь она поняла, что такое этот ток, пробегающий по телу от прикосновения к своему избранному. Те ощущения, которые появлялись у нее при прикосновении к руке Эша, теперь усилились. И они не были неприятными. Наверное, они неприятны, только если их пугаешься.
Наконец Эш отстранился и посмотрел на нее.
— Вот. Видишь… — неуверенно произнес он.
Мэри-Линетт несколько раз глубоко вздохнула.
— Наверное, такое чувствуешь, когда проваливаешься в черную дыру.
— О! Извини…
— Нет, я имею в виду, это было… интересно.
«Невероятно интересно, — подумала она. — Совершенно непохоже на то, что я когда-либо испытывала».
Теперь она точно знала, что с этого мгновения должна измениться, что не сможет жить по-прежнему и никогда больше не будет такой, как прежде.
«Кто я теперь? Незнакомое неистовое существо, которому хочется радости, хочется, чтобы звезды, сияющие во тьме ночи, стали яркими, как крохотные солнца, которое, может быть, даже станет убивать оленей и сможет смеяться над смертью, как это делают сестры.
