— Кто вас выбирал?
— Наш полк.
— С какой целью?
— Мы требуем правосудия для своих товарищей.
— Вы просите помилования?
— Правосудия.
— Будет им правосудие, — побагровев от гнева, воскликнула императрица, — и вам тоже! При следующем комплоте я велю казнить каждого десятого из вашего полка.
— Если вы на это отважитесь, — смело заявил выступающий по поручению солдат молодой офицер.
— Время покажет, на что я способна, до свидания! — Екатерина повернулась к ним спиной и подошла к окну. — Идите!
Гвардейцы не тронулись с места.
— Идите! — властно повторила она им.
— Мы не уйдем!.. Выпустите наших людей! — наперебой закричали они.
— Выпусти их! — воскликнул молодой офицер, неучтиво схватив Екатерину за руку.
Княгиня Дашкова отдернула его руку. В этот момент донеслась дробь барабанов Тобольского полка, и на улице промелькнул белый плюмаж госпожи Меллин.
— Я их не выпущу, — холодно ответила Екатерина. — Бунтовщиков ждет суровое наказание. А теперь о вас. Тот, кто ходатайствует за возмутителей спокойствия — сам возмутитель спокойствия. — Она быстро подошла к молодому офицеру и выхватила шпагу у него из ножен. — Вы мой пленник. И вы тоже, — повелительно крикнула она остальным, — сдавайтесь по доброй воле, вы у меня в руках.
По полу загремели приклады, в дверях появилась госпожа Меллин, ее солдаты заняли все входы и выходы. Молча, понурив головы, депутаты гвардейцев позволили арестовать и увести себя. Вскоре уже со всех сторон раздалась дробь барабанов: пушки Орлова и Вегмар следовали по пятам госпожи Меллин; народ волнами перекатывал с места на место, скорее любопытный, чем возбужденный, гвардейцы покорились и теперь через Панина умоляли пощадить виновных. Мятеж на этом закончился.
— Я хочу наказать их в назидание другим, — сказала Екатерина, — я дала слово. — Одновременно она приподняла кружевной рукав и брезгливо посмотрела на пятно, оставленное на ее полной руке грубой пятерней молодого мятежника. — Я хочу видеть, как скатятся с плеч их головы.
— На сей раз придется умерить аппетит, — возразил Орлов, — не стоит рисковать. Публичная казнь может стать для нас причиной новых бесчисленных опасностей.
— Неужели мы настолько слабы?
— Мы слабы, пока жив цесаревич Иван,[6] — сказал Панин, — гвардейцы провозгласили его законным царем.
— Кто именно провозгласил его?
— Духовенство, которое не доверяет вашему величеству, уязвленное вашими новыми реформами.
— Так что же, нам теперь придется безнаказанно отпустить бунтовщиков? — спросила Дашкова.
