Венера и Адонис | страница 5
– Я не решалась до сего дня представить доклад вашему величеству, – залившись румянцем, начала госпожа Протасова, – потому что не могу, к сожалению, сообщить о молодом человеке ничего лестного.
– В самом деле? – спросила Екатерина, которой это показалось несколько странным. – Вы не находите его красивым?
Госпожа Протасова пожала плечами.
– Я не отважусь предвосхищать приговор вашего величества, но Томази столь же груб, как и красив.
– То, что вы именуете грубостью, – промолвила царица, поднося ко рту чашку шоколада, – в действительности, возможно, лишь проявление неукротимой мужественности.
– Прошу прощения, ваше величество, – поспешила возразить госпожа Протасова, – но этот итальянец гораздо больше похож на невоспитанного мальчишку, чем на мужчину, а вульгарные манеры в значительной степени снижают ценность его физических достоинств.
– Похоже, ваш обычно такой проницательный взгляд на сей раз утратил былую остроту, дорогая Софья, – ответила царица, – поэтому мне самой, видимо, придется внести в этот вопрос ясность.
– Но ваше величество…
– Хватит толковать о второстепенных вещах, – решительно оборвала ее своенравная самодержица. – Я хочу видеть Томази сегодня же вечером, и он должен будет нарисовать меня, вам понятно, Протасова?
Бедная влюбленная женщина, в эту минуту увидевшая, что потеряла все, ибо неповиновение Екатерине было равносильно самоубийству, молча поклонилась и затем быстро покинула флигель императрицы, чтобы излить свое горе Томази. Однако тот не захотел принимать близко к сердцу такой поворот событий.
– Сейчас я первым делом хочу нарисовать вас, дорогая Софья, – сказал он, устанавливая как положено свой мольберт, – а дальше поглядим, какую шутку нам сыграть с любвеобильной сельдяной бочкой на той стороне дома, несмотря на ее Сибирь.
– Но царица желает видеть вас уже сегодня, Томази.
– Подумаешь!
– Она отмстит мне и вам, если мы окажем ей сопротивление.
Томази расхохотался и принялся смешивать краски.
– Похоже, вы в самом деле собираетесь меня рисовать, – вздохнула молодая красивая женщина.
– Разумеется, и притом не откладывая.
– Но как? В каком туалете?
– Я изображу вас в образе олимпийской красавицы.
– Мне предстоит стать богиней, – пролепетала кокетливая дама.
– Вы уже богиня, – засмеялся Томази, – а я представляю собой счастливого смертного, к которому вы снизошли с высот Олимпа, Эндимиона[4], если позволите.
– Это невозможно, не могу же я как Диана…
– О! Если бы маркиза Помпадур велела изобразить себя с атрибутами этой девственной охотницы, – заметил Томази, – то вам тем более надлежит иметь при себе лук и колчан, чтобы они символизировали любовные стрелы, которые вы без сострадания посылаете в сердца всех мужчин.