Венера и Адонис | страница 5




– Я не решалась до сего дня представить доклад вашему величеству, – залившись румянцем, начала госпожа Протасова, – потому что не могу, к сожалению, сообщить о молодом человеке ничего лестного.


– В самом деле? – спросила Екатерина, которой это показалось несколько странным. – Вы не находите его красивым?


Госпожа Протасова пожала плечами.


– Я не отважусь предвосхищать приговор вашего величества, но Томази столь же груб, как и красив.


– То, что вы именуете грубостью, – промолвила царица, поднося ко рту чашку шоколада, – в действительности, возможно, лишь проявление неукротимой мужественности.


– Прошу прощения, ваше величество, – поспешила возразить госпожа Протасова, – но этот итальянец гораздо больше похож на невоспитанного мальчишку, чем на мужчину, а вульгарные манеры в значительной степени снижают ценность его физических достоинств.


– Похоже, ваш обычно такой проницательный взгляд на сей раз утратил былую остроту, дорогая Софья, – ответила царица, – поэтому мне самой, видимо, придется внести в этот вопрос ясность.


– Но ваше величество…


– Хватит толковать о второстепенных вещах, – решительно оборвала ее своенравная самодержица. – Я хочу видеть Томази сегодня же вечером, и он должен будет нарисовать меня, вам понятно, Протасова?


Бедная влюбленная женщина, в эту минуту увидевшая, что потеряла все, ибо неповиновение Екатерине было равносильно самоубийству, молча поклонилась и затем быстро покинула флигель императрицы, чтобы излить свое горе Томази. Однако тот не захотел принимать близко к сердцу такой поворот событий.


– Сейчас я первым делом хочу нарисовать вас, дорогая Софья, – сказал он, устанавливая как положено свой мольберт, – а дальше поглядим, какую шутку нам сыграть с любвеобильной сельдяной бочкой на той стороне дома, несмотря на ее Сибирь.


– Но царица желает видеть вас уже сегодня, Томази.


– Подумаешь!


– Она отмстит мне и вам, если мы окажем ей сопротивление.


Томази расхохотался и принялся смешивать краски.


– Похоже, вы в самом деле собираетесь меня рисовать, – вздохнула молодая красивая женщина.


– Разумеется, и притом не откладывая.


– Но как? В каком туалете?


– Я изображу вас в образе олимпийской красавицы.


– Мне предстоит стать богиней, – пролепетала кокетливая дама.


– Вы уже богиня, – засмеялся Томази, – а я представляю собой счастливого смертного, к которому вы снизошли с высот Олимпа, Эндимиона[4], если позволите.


– Это невозможно, не могу же я как Диана…


– О! Если бы маркиза Помпадур велела изобразить себя с атрибутами этой девственной охотницы, – заметил Томази, – то вам тем более надлежит иметь при себе лук и колчан, чтобы они символизировали любовные стрелы, которые вы без сострадания посылаете в сердца всех мужчин.