– Тогда знайте, – промолвила молодая красавица, – что царица, как должно быть, вам и за пределами России доводилось слышать, настолько же слаба как женщина, настолько велика как правительница.
– Рассказывают, что она точно перчатки меняет своих фаворитов, – отозвался итальянец, – однако для женщины, являющейся самой могущественной и самой красивой в Европе, я нахожу сей факт вполне естественным и объяснимым.
– Вы забываете, что нынче Екатерине Второй уже минул пятьдесят шестой год, – возразила госпожа Протасова, – скажем, еще в сорок она была такой соблазнительной, что любой из ее фаворитов с одинаковым энтузиазмом поклонялся как женщине, так и монархине; но сейчас она растолстела до бесформенности и источает такой запах, заглушить который не в состоянии уже никакие духи. И вот эта-то глыба жира по-прежнему продолжает влюбляться и по-прежнему непостоянна в своих привязанностях, как когда-то, в бытность свою молодой и красивой женщиной. Екатерина Вторая сегодня вкушает любовь точно гурман яства, она хочет не просто питаться, добротно и вкусно питаться, но требует большего разнообразия блюд; дня не проходит, чтобы она не нашла себе новую жертву, пардон, я хотела сказать счастливца, и не использовала для своего времяпрепровождения. Сегодня этой милости в ее глазах удостоились вы.
– Я?! – в ужасе пролепетал Томази.
– Вы, кажется, не в большом восторге от перспективы, которая открывается перед вами, – насмешливо заметила госпожа Протасова.
– Действительно… не в восторге, – вымолвил итальянец, – однако как же императрица прознала о моем существовании?..
– Около четверти часа назад вы с ней в парке…
– Это чудовище спугнуло мою модель, с которым я так несдержанно разговаривал… – начал припоминать Томази.
– Было Екатериной Второй, – договорила за него госпожа Протасова.
– И вот эту бабищу я должен любить? – закричал Томази. – Да это же невозможно.
– На этот счет можете быть спокойны, императрица умеет делать невозможное возможным, – улыбнулась красивая женщина. – Не забывайте, пожалуйста, что в ее распоряжении масса таких очаровательных пустяков, как кнут, Сибирь, а если понадобится и… эшафот.
– Эшафот! – вскричал итальянец, у которого от ужаса ледяной пот заструился по спине.
– Скажем… Мировичу она приказала отрубить голову только по той причине, что ее начала тяготить его фанатичная любовь, – объяснила Протасова, – но не исключено, что однажды она может сделать это и из противоположных побуждений.
