Небольшое оступление: 3-го июля, когда толпа, бушевавшая за стенами Таврического Дворца, требовала, чтобы к ней вышел министр юстиции Переверзев и отчитался по поводу ввергнутого им в узилище матроса Железнякова, интриганы в Совете подбили Чернова выйти на ступени Таврического и попытаться успокоить "массы". Чернов сдуру вышел (Боже, до чего всё-таки иногда бывают безмозглы интеллигенты), хотя лично я не понимаю, какое отношение к аресту анархистов мог иметь министр земледелия, каковым числился товарищ Чернов. "Разговора" не вышло (да и выйти не могло, Ленин за несколько часов до этого это очень хорошо понял и произносить какие бы то ни было речи перед "революционерами" поостерёгся), братишки, матюкаясь, схватили Чернова и попытались его ЛИНЧЕВАТЬ. Человеком, который его спас, был Троцкий.
Троцкий, который так же как и легион всех этих "социялистов", "скубентов", журналистов, политиков и околополитиков ошивался в те дни в коридорах Таврического, то произнося речи, то ввёртывая при случае нужное словцо, рискуя собственной шкурой (рискуя самым, что ни на есть, буквальным образом, вы только попытайтесь себе представить, что это такое – толпа покрытых синими tatoo, в развевающихся "похабных" клёшах, матросов-балтийцев, которые почаёвничали с утречка не чефиром, а "балтийским чайком"), кинулся в самую гущу и вытащил помятого и напуганного до беспамятства Чернова. Этот акт бессмысленного на первый взгляд геройства (ведь по уму Троцкий не должен был испытывать к Чернову ничего, кроме здоровой зависти и не менее здоровой ненависти) скрывал следующее: Троцкий то ли знал, то ли угадывал расположение фигур на доске и ему был известен следующий ход. Спасая Чернова, он полагал, что спасает следующего главу правительства и что ему это "зачтётся".
Всё было опрокинуто Керенским. Александр Фёдорович разрушил все планы и спутал все карты. 4-го июля он позвонил с фронта Львову и приказал опубликовать "компромат" на Ленина и большевиков. То, что он сделал, сейчас называется пиаром. Пиар был изощрённый, таким и сейчас бы не побрезговали (замечу, что в определённой ситуации и впрямь не побрезгуют, да к тому дело и идёт). Не пиар, а конфетка. Уничтоженный, жалкий, потерявший лицо политик, политик, показавший всем самое стыдное, что только может у политика быть – свою слабость, вдруг указал пальцем на виновника всех своих бед. На месте этого виновника мог оказаться любой. И этот "любой" в той ситуации отдал бы всё на свете – любую сумму денег, честь, совесть, правую руку, полцарства или полжизни, словом, отдал бы всё, что угодно за то, чтобы палец Керенского указал на него. Керенский простёр руку, страна перевела взгляд и УВИДЕЛА Ленина.
