На состоявшемся тогда же, в июне 17-го, Первом Всероссийском Съезде Советов, делегатов, избранных от большевистской партии было десять процентов. 105 человек из 1090 депутатов. Напомню, что Съезд Советов – это те самый "левые партии России". Если же взять весь спектр тогдашних политических сил, то большевики и вовсе превращались в ускользающе малую величину.
И тем не менее большевики стали теми большевиками, которых мы знаем и любим. Большевики стали БОЛЬШЕВИКАМИ. Стали в одночасье. Партия маргиналов превратилась в силу, потрясшую мир, превратилась в течение одного месяца! Чудо? Да ничуть. Если это и было чудом, то чудом рукотворным. Большевики были сделаны, были слеплены, большевики были званы и избраны во власть.
Человеком, который их создал, был Керенский.
Для того, чтобы понять что двигало Керенским в июле 1917 года, мы должны если не окунуться в ту атмосферу (по понятным причинам это просто невозможно), то хотя бы попытаться представить себе, чем жила тогда Россия. Россия же жила (в самом буквальном смысле!) летним наступлением.
К июлю прошло четыре месяца с того момента, как произошла Февральская Революция. Всего четыре месяца! Но за эти четыре месяца, когда не год шёл за три, а день шёл за год, когда время революции превратило часовую стрелку на часах, по которым жила Россия, в стрелку секундную, страна переместилась в новую, вчера ещё непредставимую реальность. И реальность эта очень многим пришлась не по вкусу. Разгул стихии, а тем более разгул стихии революционной это вам не фунт изюму. Всем (всем буквально!) было ясно, что следует что-то предпринять. И эти ожидания "общества" были искусно сведены тогдашней государственной пропагандой к ожидаемому успеху летнего наступления, которое должно было всё расставить по своим местам. Каким образом это должно было произойти никто не давал себе труда задуматься. Главное – победа!
Итак, летнее наступление должно было послужить не просто оправданием происходящему (между прочим, успех летней кампании должен был, по замыслу "февралистов", оправдать смену государственного строя и свержение "неэффективной" монархии в глазах такой силы, как армия), в летнем наступлении каждая политическая сила видела возможность урвать свой кусочек вкусненького. Керенский, который к тому моменту достиг вершины своей популярности, и которого, замечу, именно в силу этой популярности не любил никто, ни политические враги, ни политические союзники, тоже прекрасно понимал, что успех летнего наступления превращает его из временщика, волею обстоятельств вознесённого к вершинам власти, в легитимного правителя России. Речь шла о высшей легитимности, о легитимности победителя. Керенский, от невеликого своего ума, к июлю 17-го года сам превратил себя в заложника ситуации, он сам, своими руками, создал положение, при котором от успеха или неуспеха летнего наступления зависело не только его будущее, как политического деятеля, но на кон оказалась поставлена даже и его жизнь.
