- Окстись, Петр Кирилыч, мне не до шуток… вот ведь где встретиться довелось! Ну, да я-то и рада.
- Зато мне радости мало.
- Чтой-то, Петр мой Кирилыч?.. С чего же?..
- Эй, Ульяна, не будет добра!..
Петр Кирилыч присел на кочку против Ульяны. Ульяна положила возле себя на кочку беремя и к Петру Кирилычу подвинулась ближе.
- От добра, Петр мой Кирилыч, добра не ищут… Как уж там хочешь, а свое я возьму… потому распалилась!..
- У… погань!..
- Не погань, Петр мой Кирилыч, - кабы лопать самому не пришлось! Лучше меня ведь все равно на всем свете никого не сыщешь!..
- Это тебе, дуре, кажется с тюри!..
- То-то и дело, что тюрю в глаза не вижу… Не гляди, что бобылка, - я такая стряпуха!..
- Была бы курочка, сварит и дурочка!..
- Вот уж не так, так не эдак… Ты вот из житной муки ситный спеки!..
- Спечешь оклякыш, поешь - заплакашь!..
- Да уж знаю: балакирь!.. Оттого и глаза на тебя повесила… Давай, Петр мой Кирилыч, решать дело по-хорошему!..
- Я от хороштва, тетка Ульяна, не прочь… Отстань от мене, и только делов: ты - в гости, а я - домой!..
- Мой, Петр мой Кирилыч, мой!.. Всю жизнь будешь есть один только ситник… Знаешь, ситник кто ест?..
- Нет уж, не знаю, а врать не хочу.
- Ангелы божьи на небе да бары!
- Ну и пускай их жрут на здоровье… Намажь ты себя медом, и то… Ульяна… разве что… спьяна!
- Подожди… подожди!
- У-у… я, у-у-х!.. Проклятущая!..
Петр Кирилыч схватил сушину и замахнулся ею на тетку Ульяну, хотел было ударить с размаху, но Ульяна вскочила на вязанку с сучками, свистнула на весь чертухинский лес, сучки в береме зашевелились, полез из беремя сперва лошадиный хвост, потом задние ноги и круп, потом, словно темь, закурчавилась вороная грива, и вмиг перед Петром Кирилычем взвилась на дыбы большая черная лошадь с большим черным пушистым хвостом до щиколоток, и на хребте у нее, не держась, уже сидел самый заправский гусар, в залихватской шапке с плюмажем, с саблей на боку, каких Петр Кирилыч видел у мирского попа на картинке.
- Прощай, балакирь!.. Помни про ситник и тетку Ульяну!..
*****
Заколыхалась осока перед Петром Кирилычем, и самого его понесло поверх ее колючих усов. Вот уже настороженно выстроился за пустошью лес, темный он и торжественно-строгий, как столоверский поп с дарами в руках; на еловых макушках четко обозначились крестики, и над каждым крестом горит большая звезда.
Петр Кирилыч вытер пот полою рубахи и, перекрестившись, вошел в темный, пахнущий еловыми шишками ельник.
