Взрыв аплодисментов вынудил его умолкнуть.
— Пришло время сделать так, чтобы наши голоса были услышаны. Вот для чего мы устроили двухнедельную поездку. И сегодня мы думаем: что могло быть уместнее… в такой прекрасной школьной обстановке… чем разговор о состоянии образования в этой стране. Что правда, то правда: всем нам порой приходится затягивать ремень, приходится даже врезать в двери дополнительные замки — но мы и раньше это делали. Когда же речь заходит о наших детях и их будущем… вот тут нам действительно стоит присесть и пораскинуть мозгами.
Из глубины зала донеслись возгласы одобрения.
— Вы знаете, обычно я не начинаю наше шоу с монолога, но сегодня… что ж, хочу просить вас об одолжении. Мне нужно несколько минут. Я хочу поговорить с вами о том, что слишком хрупко, чтобы оставлять это в ненадежных руках. О будущем наших детей.
Тиг сделал глоток воды, потом положил руки на стол.
— Когда доходит до обучения детей, сразу появляются весьма странные идеи. Идеи, провозглашающие, что школа — не место для воспитания нравственности. Что не стоит поощрять религиозную веру. Меня это ввергает в легкую печаль, особенно если учесть, что школа предназначена быть местом, где мы формируем из молодежи людей, способных жить по-другому. Вот почему мы собрались сегодня здесь: мы по горло сыты системой, которая убеждает нас… нет, которая вынуждает нас… отказаться от идеалов и заявляет, будто наш взгляд на вещи почему-то неприемлем. Неприемлем? — Тиг позволил себе лукаво усмехнуться. — Это у нас-то, выступающих за более высокие нравственные нормы, за большее чувство коллективной ответственности и большую вовлеченность в дела общины? — Больше криков в публике. — Знаю, знаю. Для меня в этом тоже нет никакого смысла. Вопрос вот в чем: значит ли это, что мы выступаем за систему, которая требует несколько большего контроля за той молодой порослью, которая хочет с той же свободой выбирать, чего им не учить, с какой другие выбирают, что им учить? Положим. Только что здесь плохого?
Пока Тиг менял позу, обращаясь к камере два, вспыхнул сигнал «аплодисменты».
— Ограничения, определенные рамки — все это вещи здравые, когда за ними стоит сильное моральное обоснование, когда они способствуют становлению личности. Вы слышали, как я твержу снова и снова: мы потратили слишком много времени, превознося оступившихся, выбитых из седла, оказавшихся на обочине, поддерживая то, что оскорбляло само понятие права… в данном случае право учить тому-то, оберегать то-то. Есть вещи, которые недостойны того, чтобы их оберегать, проявлять о них заботу — во всяком случае, не в школах. — Тиг взял со стола газету и указал на заголовок. — Я прочел это на днях и был ошарашен. СОБЛАЗНУ ОТКРЫТЫ ДВЕРИ, — прочел он, покачивая головой, глядя на газетный лист. — «Нью-Йорк таймс» жеманно рдеет, сообщая о решении суда, гласящем, что сексуальность должна иметь место в классе. — Зрители засмеялись, Тиг посмотрел на них, смущенно улыбаясь. — Да будет вам, вы же понимаете, что я имел в виду. — Засмеявшись, он обратился к одному из своих операторов: — Игривая нам нынче компания досталась, Пит. А не выпить ли мне стаканчик вермонтской весенней водицы?
