Город живет объедками. В 1640 г. падре Альваро Алонсо-Барба напечатал в Мадриде, в королевской типографии, свой блестящий трактат «Искусство металлов». «Олово, — писал в нем Барба, — есть яд»[39]. Он упоминает в трактате горы, где «находят много олова, хотя немногие узнают его, а те, кто узнают, не обращают на него внимания, потому что ищут серебро». Сейчас в Потоси разрабатывают даже те содержащие олово руды, которые испанцы пускали в отвалы. Продаются даже камни, из которых сложены стены старых домов, — в них оказался высокий процент олова. Из устьев 5 тыс. шахт, открытых испанцами в горе Потоси, в течение двух столетий извергалось богатство. Гора даже изменялась в цвете, по мере того как ее подрывали динамитом, все ниже проседала вершина. Горы камней, скопившихся вокруг бесчисленных рудничных колодцев, отливают всеми цветами: розовым, сиреневым, пурпурным, охряным, золотистым, бурым. Дробильщики, «льямперос», разбивают эти камни, а сборщики, «пальирос», перебирают осколки, прикидывают их вес и ловкими пальцами, как птицы клювами, выхватывают куски, содержащие олово. В старые заброшенные забои, если они не залиты водой, входят, /62/ согнувшись в три погибели, шахтеры с карбидными фонарями в руках. Они обшаривают все. Серебра нет. Ни крупицы. Испанцы вымели последние прожилки метелками для пыли. Забойщики, «паякос», киркой и лопатой выкалывают небольшие забои, добираясь до остатков рудоносных жил. «А гора-то все еще богатая, — сказал мне без всякого удивления безработный, разгребая землю руками. — Во всем — промысел божий, вы только представьте: рудная жила растет, будто дерево, точно так же». Перед богатой горой Потоси высится свидетель ее запустения. Это небольшая гора, называемая Гуакахчи, что на языке кечуа означает «Плакучая гора». Из ее склонов бьет множество ключей чистейшей воды — «глаза воды», утоляющие жажду рудокопов.
Во времена расцвета, в середине XVII в., город Потоси притягивал к себе множество испанских и креольских художников и ремесленников, а также индейцев имахинеро, наложивших неизгладимую печать на американское колониальное искусство. Мельчор Перес де Ольгин, этот американский Эль Греко, оставил после себя большое количество работ религиозного характера, в которых ярко проявляется как талант их создателя, так и языческий дух этих земель. Трудно забыть, например, великолепную деву Марию, которая, раскинув руки, кормит одной грудью младенца Иисуса, а другой — святого Иосифа. Ювелиры и граверы, чеканщики и краснодеревщики, искусные мастера по благородной слоновой кости, по металлу, дереву, гипсу украшали церкви и монастыри Потоси бесчисленными скульптурами и филигранными алтарями, отделанными серебром амвонами. Барочные фасады храмов, сложенные из резного камня, выдержали века. Но картины непоправимо испорчены сыростью, легкие фигуры и украшения оказались тоже не столь долговечными. Туристы и местные жители забрали из церквей все, что только можно было унести: от церковных чаш и колоколов до буковых и ясеневых скульптур святого Франсиска и Христа.
