Он постоял внутри подъезда, прислушался к непривычным запахам, звукам, и тугая тяжелая волна ударила по вискам.
Нет, сейчас он входить не будет. Время у него есть, пара месяцев, как минимум. Пусть и этот день, и мужчина в сквере забудутся и кралей, и бабкой, и мартышками. И всеми, кто мог нечаянно его заприметить из окна дома или автомобиля.
* * *
За окном свистало, грохотало, стонало. Не погода — ожившая картина сценария. И в этой какофонии новый негромкий звук — он прислушался настороженно: шаги на лестнице? Нет, оттенок голоса улицы, голоса природы. Он вновь обернулся к окну: в темно-сером свете темно-серые деревья гнутся к темно-серой земле. И ветер, невидимый и властный, незримый хозяин положения. Как в жизни. Как в истории. Но — сейчас в атмосфере что-то сдвинется, и ветер поменяет направление или исчезнет вовсе. Вот так же судьбы людей и народов.
Хватит философии! Им не нужны мысли, им достаточно ссылок на застывшие догмы и гранитные имена. Они жаждут ужасов: вкус чужой крови придает особую прелесть их сытому бытию.
Он шагнул к столу, где лежала стопка исписанной бумаги, перечитал вторую главу. Постоял, снова глядя в темноту окна. Он им преподнесет интригу. Он им раскроет психологию преступника.
За стенкой пробили часы — девять.
Пора! Другого такого вечера не будет. Или действовать. Или смириться с участью серого стада.
Действовать!
Он шагнул в прихожую, сдернул с вешалки пальто и застыл с ним в руках, но тут же стал надевать медленно, и пуговицы застегивал медленно. И медленно обулся. И вернулся в квартиру, к столу. Посмотрел на стопку бумаг, на погасшее окно монитора, оглянулся на столик, где серела кофеварка. Взял листы со второй главой и перечитал.
Шагнул к двери, но вновь вернулся, аккуратно сложил листы и убрал стопку в нижний ящик стола. И снова оглянулся, словно боялся оставить включенным утюг или чайник.
И вышел из квартиры, осторожно закрыв за собой дверь.
Тихим шагом спустился по темной лестнице. С минуту постоял в дверном проеме, слушая свист и вой ветра. Приподнял воротник пальто, втянул голову в плечи и — переступил порог.
* * *
Дождь стучал по подоконнику, и сильные порывы ветра ударяли о стекло, и волновался тюль, и трепетал свет ночника, и устало урчал компьютер — все так плавно, в такт блюзу. Сейчас бы чашку ароматного чаю и хорошую книгу, а приходится лопатить километры убогой писанины.
Нет, не так представлял Владимир Иларионович Першин свое участие в работе жюри. Он, конечно, предвидел, что придется почитать и что будут романы уровня среднего, и даже низкого, но не до такой же степени! И не в таком объеме.
