Но там были и другие картинки. Мужчина и женщина, без одежды, держащиеся за руки. Можно было рассмотреть все подробности. Они стояли, не испытывая никакого стыда, не пытаясь ничего прикрыть.
Там был рисунок эрегированного полового члена, показанного в разрезе. Элла не могла понять, что имелось в виду. Ей случалось видеть писающих коней, но там не было ничего похожего. Схематичный рисунок женских гениталий — у нее самой, должно быть, такие же — тоже ни о чем ей не говорил.
Рисунок на центральной вкладке был совсем другим. Это любой бы понял. Целый день девятый класс ни о чем другом не говорил. На нем мужчина и женщина занимались любовью. Или собирались заняться. Не сам момент, но почти он, так что все было видно. Женщина лежала на спине, протянув руки, чтобы сомкнуть их на спине мужчины. Мужчина стоял на коленях между ее ног.
Элла захлопнула книгу. Вспотевшие пальцы скользили по твердой обложке. Тоненькие невидимые волоски на спине, плечах и руках стояли дыбом под трикотажной рубашкой. С минуту она сидела, перебирая пряди своих длинных тяжелых волос, отчаянно желая, чтобы Холли никогда не дарила ей эту книгу, или чтобы она сама не развернула ее и не посмотрела. Потом она снова открыла центральную вкладку.
Мужчина был чисто выбрит. Нигде на его теле не было волос, кроме короткого «ежика» на голове и черного кустика, похожего на помазок для бритья, в паху. Ничего похожего на седую шерсть, которая выбивалась из ворота отцовской рубашки, или на жесткие черные с сединой баки, вившиеся на щеках дяди Роберта, или торчавшие из его ушей волоски.
У женщины были округлые груди с двумя черточками, обозначавшими соски. Оба, и мужчина, и женщина, улыбались. На руках у них были обручальные кольца. Ни на ком из них не было ни синяков, ни татуировок.
Долго Элла сидела, рассматривая картинку, беспрестанно прислушиваясь, не скрипнет ли ступенькой чья-нибудь нога. Потом она быстро просмотрела остальные рисунки — эмбрионы и бластоцисты,[12] плод и новорожденный — и засунула книгу под матрац.
Казалось, родители, молчавшие за столом, испытывали к ней отвращение. Элла их не винила. Она сделала гадость. Отец пытался защитить ее от этого, а она его не послушалась. Она заслужила их отвращение. Ее радовало, что они не разговаривают с ней, потому что не смогла бы взглянуть им в глаза, чтобы ответить.
Это грязная книга, и из-за нее она чувствовала грязной себя. Прокравшись в ванную, Элла извергла из себя все, что съела: сэндвичи с индейкой и фруктовый торт-мороженое. Ее рвало, пока глаза не налились кровью — но и тогда она не почувствовала, что достаточно очистилась.
