Слово керосин воскресило беседу с Кончитой о важной основе «кер». Но Туз отмел подозрения. Больше занимало, какой они породы – шпанские, галльские или нидерландские? По безбожности укусов, скорее всего, из Амстердама. Ну, коли обычные вши заводятся от тоски и неуверенности, то по какой же причине лобковые? Может, от чрезмерного веселья и национальной неопределенности? И пока ломал голову, Урсула неистово, припадочно зачесалась – приседала, подтанцовывая и крутясь на месте, будто за хвостом. Точно как сенбернарша у знакомых. И смех, и грех. «Ничего веселого! – мрачнела она. – Что за напасть такая?!» Туз уже собирал пожитки, но, разглядев все через лупу, Урсула умилилась до слез: «Пьехос де пубис! Малютки! Чуть больше миллиметра, а живые. Тут у меня для них вселенная»…
«Что значит имя, – подумал Туз. – Пьехос де пубис! Хоть поэму пиши. Услыхала бы по-русски, так не радовалась бы». И предложил, если нет керосина, применить для пробы бензин. Вот когда Урсула всерьез разгневалась. Все-таки умудрился вывести не только из климакса, но из равновесия вообще. «Асесино! Убийца! – всхлипывала, снимая площиц пинцетом и бережно пересаживая в хрустальную бонбоньерку, – Откуда такая жестокость?! Неужели все русские таковы?» Тем же днем заказала уютную банку из увеличительного стекла, чтобы наблюдать за их частной жизнью. Хотя Туз сомневался, перенесут ли малютки разлуку с лобком. «Хорошо, что чистилище вовремя прикрыли, – думал он. – А то, глядишь, и там бы встретились»…
Ой, да признаться, все это – грубая шутка! Ну, почесались на нервной почве. А «мирские захребетники» понадобились только для того, чтобы в ряду великих слов с тремя буквами «к», «е» и «р» заслуженно помянуть керосин… «Керидо! Дорогой! – растолкала среди ночи Урсула. – А чем же их кормить? Может, есть сухой корм в магазинах?»
Конечно, она была гениальна, со всеми последствиями. Явно исповедовала буддийскую ахимсу – непричинение вреда живым существам. И Туз очень надеялся, что купит самого Будду на мусорные деньги, хотя бы из благодарности за новых питомцев, не говоря уж об избавлении от чистилищных уз. Но Урсула нежданно обиделась, сказав, что не предполагала такую корысть в русских. Честно говоря, Туз и сам дивился, обнаружив признаки корысти, поскольку после отказа заметно охладел к Урсуле.
Завершилась сорокадневная кварезима, шутки кончилис, ь и отношения разладились. Он подолгу плавал в океане и гулял по длинному выгнутому дугой пляжу, где сновали крабы, ступали пеликаны и выползали из прибрежных зарослей под солнце игуаны, стремясь насытиться открытой пастью праной. Ах, как ритмично накатывали волны, рождая поэтический размер.
