Недавно в Охотном ряду у меня было романтическое приключение. В каком-то из недорогих магазинчиков типа «Манго» я увидела черное мужское одеяние, издалека судя, льняное. Это был полный комбинезон с рукавами, из мягкой мятой тряпки, и ноги мои ослабели, потому что понятно же – в нем может быть только высокий брюнет южнофранцузского типа, тощий, с ключицами, красивый, как не знаю кто. И мне захотелось сесть на банкетку и ждать, когда он появится. Ведь должен же прийти и купить. Но скорее я дождусь, когда мимо проплывет труп моего врага, – вот прямо по плиточному полу, загребая одной рукой, – чем брюнета своей мечты.
И каково же было мое удивление… когда через пару дней я его встретила, правда, на вечеринке, и был он светленький. Но с ключицами и все такое. Уже года два я не делала ни на кого стойку так внезапно. Быстро и просто: увидела и начала волчиться, в глагольном смысле этого слова с мягким знаком, – как варвара и самка стала кружить около, отбивать от стада, хватать и тащить. Куда? В какое-нибудь безопасное место, где можно без помех, в «Шоколадницу», например. Ну и вот, утащила, значит, наладила индейский контакт первого порядка – показала ему свои часы с шипами, красные колготки с кошечками, бусики и зеркальце, он мне тоже собрался что-то такое показать, и тут!..
Тут звонит мохитос, чтобы забрать меня и отвезти домой. И все как в кино: «А кто у нас муж? – А муж у нас ваще бля…»
И я, конечно, бросила дичь, даже не понадкусывала, даже в снежок не прикопала, просто оставила и уехала. Представляю себе ее, дичи, недоумение. И телефон не взяла, потому что зачем он мне, я ведь замужем.
В связи с этим возникает простой вопрос: а была ли я замужем час назад, когда волчилась? Не знаю. По крайней мере я об этом факте не помнила. Включился полузабытый механизм «вижу цель – не вижу препятствий», мной овладел инстинкт сороки, крадущей серебряную ложку. Бесполезно же спрашивать сороку «зачем?», суп она есть собирается, что ли?
И как-то вдруг я поняла мужчин, которые берут свое там, где увидят свое, и никакие печальные глаза жены и деток не встают перед ними в этот момент. Что-то другое встает, как капитан, которому, по Уолту Уитмену, уступают все судно.
И целый вечер я была печальна из-за вероломства человеческой природы и, в частности, мужской – потому что у меня-то такое раз в два года, а у них каждую неделю, поди.
Да еще мохитос глумился и говорил, что меня нельзя оставлять без присмотра, хотя получается, что если уж меня нельзя, то его тем более нельзя, совсем.
