Рулетка еврейского квартала | страница 25
Марик ничего ей не ответил, задумался. И надолго. Целую бутылку «Байкала» выпил, пока думал. Инга ему не мешала. Впрочем, позднее Инга узнала, что это было вовсе не от нерешительности, а просто с мыслительным процессом у Марика не водилось тесной дружбы. А когда ей уже стало казаться, что пора тихо и незаметно удалиться и похоронить свои птичьи права на Марикову каморку, мыслитель заговорил.
– Слушай, а ты можешь мне пообещать, что…, ну, что ты не смоешься от меня, в смысле не сделаешь ноги? – тихо спросил ее Марик и несколько смущенно обосновал свой вопрос: – Я же все-таки у тебя первый.
– Не сбегу, – поклялась Инга, подняв два пальца, как делал часто ее отец, обещая маме не «провожать» друзей в рейс до утра. Она еще ничего не понимала, но начало было интригующим.
– Я бы попробовал достать тебе ксиву. Может и прокатить, если подмазать кого надо, – предложил Марик, – только имя у тебя будет другое.
– Жаль, мне мое нравится, – на всякий случай возразила Инга. Но перспектива получения паспорта, пусть и на имя Павсикакии Клушиной, ее весьма прельщала.
– Может, имя удастся переделать, может, только фамилию, – успокоил ее Марик. И объяснил суть дела.
Когда-то давно у Марика была младшая сестра, почти Ингина ровесница, только на год старше. Но несколько лет назад, после того как умерла от диабета мать, служившая по совместительству уборщицей и билетершей в филармонии в здании Новой биржи, сестра эта сбежала с каким-то «кукольником», недавно отбывшим срок, и больше от нее не было ни слуху ни духу. Последний раз сестру якобы видели в Ялте года полтора назад, но это были последние вести с полей. О сестре Марик не жалел, считал ее пропащей и дешевой потаскухой. На это у него были серьезные основания – она с двенадцатилетнего возраста шлялась в порт к иностранным морякам и воровала без зазрения совести деньги – хорошо бы только у него, но и у больной матери. А только сестра паспорта так и не получила и до сих пор числилась на жилплощади.
– Вот мы с понтом и сделаем вид, что ты – это она. Метрику возьмем в ЗАГСе, скажем – потеряли. В метрике-то фотки нету. И все – будешь ты Марица Гундулич. А не захочешь – дадим еще денег и скажем, что имя ты желаешь заменить, потому что звучит паскудно. Это можно. Фамилию нельзя.
Самого Марика, кстати, звали полностью Марианн Гундулич. Семья его явно имела южнославянские корни, а мать, как оказалось, была молдаванкой из Кишинева. «Инга Гундулич» звучало тоже гадостно, но быть Марицей выходило еще хуже. Впрочем, в отсутствие выбора и Гундулич сойдет.