— Черт бы вас подрал, нет у нее никакого хвостика, обалдуй! Ну сами посмотрите! — Медсестра отвернула одеяльце и нацелила попку младенца Софи на Чарли так, словно собиралась дать залп какашками оружейного класса такой мощи, что простодушному бета-самцу и не снилась.
Чарли отпрыгнул — вот вам поджарый и проворный тридцатник в чистом виде, — а затем, сообразив, что младенец не заряжен, огладил лацканы твидового пиджака жестом праведного негодования.
— Может, вы удалили его в родильном отделении, и мы так и не узнаем. — Сам-то он не знал наверняка.
Из палаты его выдворяли сначала акушер-гинеколог, а под конец — сама Рэчел.
(«Он или я, — сказала она. — Кто-то из нас тут лишний».)
В палате Чарли сказал Рэчел:
— Если ей удалили хвост, я хочу его забрать. Вдруг понадобится, когда она повзрослеет.
— Софи, твой папа вообще-то не спятил. Он просто пару дней не спал.
— Она смотрит на меня, — сказал Чарли.
— Она смотрит на меня так, будто я на скачках спустил все деньги на колледж, и перед тем как пойти на физфак, ей придется идти на панель.
Рэчел взяла его за руку.
— Милый, я думаю, глаза у них так рано еще не фокусируются, а кроме того, ей рановато переживать, надо ли ей по пути на филфак заходить на панель.
— Физфак, — поправил Чарли.
— В наши дни они взрослеют рано. К тому времени, как я разыщу ипподром, она может и вырасти. Господи, твои родители меня возненавидят.
— И что изменится?
— Другие поводы. Теперь я сделал их внучку шиксой.
— Она не шикса, Чарли. Мы это уже проходили. Она моя дочь, а потому — тоже еврей.
Чарли опустился на одно колено у кровати и двумя пальцами взял Софи за крохотную ручку.
— Прости папу, что сделал тебя шиксой. — Он поник головой, спрятав лицо в лощинке, где младенец смыкался с материнским боком.
Рэчел провела ногтем по узкому лбу Чарли, очертив вдоль волос резкий разворот.
— Тебе надо поехать домой и выспаться.
Чарли пробормотал что-то в простыни. А когда поднял голову, в глазах его стояли слезы.
— Она теплая на ощупь.
— Она и есть теплая. Ей так положено. Она млекопитающая. Грудное вскармливание. Ты чего плачешь?
— Какие вы прекрасные, ребята. — Он разложил темные волосы Рэчел на подушке — одним длинным локоном обвил головку Софи и стал укладывать его в детский паричок.
— И если волосы у нее не вырастут, это ничего. Была же такая сердитая лысая певица где-то в Ирландии — и ничего, симпатичная.[2] Если у нас будет хвостик, можно с него пересадить.
— Чарли! Иди домой!
