Похороните меня за плинтусом | страница 45
— Какой колпачок?
— Бабушка сказала, ты должен спать в колпачке.
Это было выше моих сил!
— Мне только после ванны…
— Надевай, надевай! Мне она сказала, чтобы ты в нем спал.
— После ванны!
— Надевай, не разговаривай! Где он у тебя? В чемодане?
Главврач открыла мой чемодан и сразу нашла колпачок, который, будто самая необходимая вещь, лежал сверху. На него тоже был нашит ярлычок с моей фамилией.
— Ну-ка привстань!
— После ванны!
Под дружный смех Куранова, Заварзина и Лордкипанидзе главврач ловко натянула колпачок мне на голову и с первой попытки, что не удавалось даже бабушке, заколола его под горлом булавкой.
— Все, спи. И только попробуй снять! Я ночью зайду проверю, — пообещала она, погасила свет и вышла вместе с воспитательницей из палаты.
Так закончился первый день в санатории.
С этого момента и до возвращения домой жизнь моя превратилась в калейдоскоп событий, рассказать о которых последовательно и подробно просто невозможно. Чего только не было за месяц моего отдыха! Это время было самым ярким в моей жизни, и омрачить его не могли ни махровый колпачок, ни бабушка, ни Лордкипанидзе, ни даже трехлитровая клизма, которую мне почем зря поставили перед самым отъездом.
Я пробовал играть в бильярд и в настольный теннис. Через день нам показывали кино, и это было открытием, потому что в кинотеатр бабушка меня не пускала, утверждая, что там легко заразиться гриппом. Ночью мы подолгу не спали, смешили друг друга, и ночная тишина, заставлявшая сдерживаться, превращала в уморительные шутки самые простые выходки. А однажды мне дали настоящие жареные котлеты с картошкой! Потом выяснилось, что котлеты предназначались Куранову и попали ко мне по ошибке вместо положенной по диете отварной рыбы, но я успел их съесть и, гордый, что, как все, ем котлеты настоящие, а не паровые на сушках, обводил столовую победоносным взглядом.
Но главной радостью был кружок «Умелые руки», в котором я проводил все время между бесчисленными процедурами и в котором ничего из-за этих процедур не мог толком сделать. Я пробовал выжигать, вырезать из дерева маску и даже, невзирая на запрет бабушки, клеил модель самолета. Вернее, клеили другие, но воспитательница доверила мне отделить все детали от пластиковых держателей, и я чувствовал себя полноправным участником. Из больших шкафов разрешалось брать все что угодно, и это нравилось мне больше всего. Случалось, я не глядя хватал какую-нибудь коробку, спрашивал у воспитательницы: «Можно?» — и, услышав: «Конечно, можно!» — ставил коробку обратно. Мне только и надо было лишний раз убедиться, что я могу брать все что захочется.
