— Можешь считать меня психом с манией преследования, но сам все равно не звони.
Прошу тебя. Если ты о себе не думаешь, подумай обо мне. Если ты засветишься, они сразу просекут, кто тебе документы делал, и на меня выйдут.
— Врешь ведь, что беспокоишься о себе? Это ты, таким образом, через вранье о собственной шкуре, хочешь заставить меня быть осторожней.
— Считай, как хочешь, только пообещай мне, что сам не будешь звонить, а я все устрою.
— Только не позднее завтрашнего дня!
— Ладушки. Завтра вечером будешь пить водку с пожарником. Не забудь выучить пару анекдотов про брандмейстеров.
Бен с замиранием в груди подошел к знакомой двери. Некоторые вещи начинают ценить только после того, как их теряют. Чем обыденнее вещь, тем больнее воспринимается потеря. Представить только, годами он ходил по лестнице, входил в эту дверь, за которой его ждали жена и сын, и все воспринималось как само собой разумеющееся. Бен с изумлением поймал себя на том, что, отложив букет под мышку, роется в карманах в поисках ключа. Горечь захлестнула его. Ну почему он такой несчастливый?
За совместно прожитые годы, он свыкся с мыслью, что у него есть Лора, он привык к жене, как привыкают к собственной руке или ноге. Их же не любят, без них не могут жить. Нет, жить как раз могут, но ущербной жизнью, даже во сне чувствуя, что чего-то не хватает, испытывая фантомные боли в отсутствующих конечностях.
Кто его знает, может это и есть любовь. Когда к человеку привыкают как к части собственного тела. А необузданный секс под яростные крики это не любовь, а кино.
Что касается секса, то Лора всегда вела себя в постели стеснительно. Очень редко у нее возникало настоящее желание, тогда она, пересиливая себя морально, раздевала его, млея от собственной стыдливости и одновременно порывов страсти, которые скрывала из последних сил, а потом ручка ее нежно порхала, словно бабочка у него между ног, и в такие момент корневище Бена рос, как баобаб, норовя самого сдернуть к потолку. Что и говорить, секс у них был редкий, но обжигающий, словно у молодоженов.
Бен вернулся мыслями к реальности, от которой оторвался слишком далеко, и скрипнул зубами от тоски, представив рядом с Лорой чужого мужчину, голого, с раздвинутыми ногами, и ее, стесняющуюся, стыдливо зарумянившуюся, голую. Не контролируя себя, Бен замахнулся, чтобы запустить букетом в дверь, потому что терпеть такие картины даже мысленно было невыносимо. И в этот момент дверь распахнулась.
