Лечение очень дорогое, так я копейки никогда не брал. Продавщицам всегда лишнюю сдачу возвращал, надо мной все ребята за это смеялись. А как же Лихер? Он не проболтается, он тоже с нами будет? Наверное, делиться надо будет? Но вы можете из моей части ему платить.
— Не проболтается, — сквозь зубы проговорил Красный.
Он задумчиво смотрел на море, на глубоко вдающийся в него пирс, и Бену вдруг стало так страшно, что он едва не обмочился прямо в кабине. Он был в полной власти этого страшного человека.
— И вот еще что, — бесстрастно сказал Красный. — С семьей придется расстаться.
— Нет, я не могу! Я люблю их — жену, сына. Я заснуть не могу, пока сынишку перед сном не поцелую и доброй ночи не пожелаю. Я привык, нет, не могу.
— Понимаю, — так же бесстрастно продолжал Красный. — Именно поэтому ты и должен развестись. Если мы попадемся, хоть и маловероятно, я всегда тебя прикрою в случае чего, но мало ли что, ты должен позаботиться о них. А то действительно может случиться конфискация. Ты оставишь их без всего. А так ты будешь с ними видеться, обеспечивать их материально, только без угрозы репрессий. Конечно, я тоже имею свой интерес. В случае провала «косари» Бормана могут использовать семью для давления на тебя, чтобы ты вывел их на свое прикрытие, то есть на меня, а так этого фактора у них не будет. Но это практически невозможно, мы будем делать деньги совершенно простым и надежным способом.
Дозарабатывались! Бен скрипнул зубами. Красный способен решить проблему с деньгами кардинально, но возвращаться под власть этого страшного человека ему нельзя ни в коем случае. Если Красный узнает о деньгах, то это будет смертный приговор для Бена. Во-первых: Бен отдавал ему не все, часть суммы невероятными ухищрениями удавалось укрыть от страшных немигающих глаз без ресниц. Во-вторых: когда у Красного появлялась возможность хапнуть все, хоть для этого и надо было кого-то убить, хоть собственную мать, он никогда не колебался.
Ход оказался на месте. Неведомо как он его не узрел днем, но ночью нашел с лету.
Стандартная чугунная крышка располагалась впритык к ступеням ярко освещенного вестибюля, в котором просматривалась форменная фуражка Веткина. В этот угол свет не падал, так что можно было действовать без опаски, единственное надо было следить, чтобы головы не высовывались над крыльцом. Бен аккуратно сдвинул крышку и, глубоко сунув руку с прихваченным фонарем, посветил. Колодец уходил вниз метров на тридцать, он и не подозревал, что так глубоко. Светильник на дне освещал пустынный пятачок, можно было спускаться. Бен пропустил вперед девушку, сам погрузился в люк по пояс и потянул на себя крышку. Опускаясь по шажку, он постепенно полностью задвинул крышку. Сразу стало тихо. Он еще подождал немного, но на верху все оставалось спокойным. Полина была уже на середине лестницы, он стал ее догонять. Странная лестница, не железная, не вертикальная, а каменная и с наклоном.
