Под комариные писки зуммеров темнота внутри кабины мерцала бесчисленными огнями.
Поверхность пульта явила себе миру сенсорной консолью, подробности которой проступили только при подаче питания. Бен успел лишь подумать, как работает «Кончитта», как на него обрушились перегрузки. Если бы не вертикальные оси, его поломало бы непосредственно в кресле. Он сжался, ожидая неминуемого удара о стены лаборатории, но его не последовало. «Кончитта» продолжала беспрепятственно разгоняться, но где? Бен представил, что угодил в некий естественный колодец в сторону земного ядра, и ему сделалось плохо. Он понял, что погиб. Перегрузки возрастали, ему показалось, что он уменьшается ростом и слышит, как трещат прессуемые невероятной тяжестью кости. Он потерялся под нескончаемый высочастотный вой.
Сразу сделалось невероятно хорошо. Он увидел себя в прекрасном световом коридоре.
Свет ласково пронзил его, и каждая клеточка тела затрепетала от наслаждения. Все свое пребывание на этой стадии Бен запомнил как бесконечный непрекращающийся оргазм. Бен парил, он реял, тело было словно парус. Ради этого стоило жить и мучиться. Только ради этого. Вся предыдущая жизнь предстала тем, чем она была — каждодневной мукой и балластом эмоций. Все исчезло в один миг. Осталась только радость. Бен продолжал лететь. Он слышал пение и знал, что это поет колыбельную его молодая мать. Он понял, что это и есть смерть, но она не вызывала страха. Он знал, что с той стороны его ждет не сырая земля, а высокое синее небо с белоснежными облаками. Он умирал постепенно, перерождаясь в нечто иное, когда его позвали. Он оглянулся, хотя оглядываться было нельзя.
Его втянуло в черную воронку, словно спущенную воду в унитаз. Холод и боль обрушились одновременно. Самой страшной была боль душевная. Он корил себя за то, что оглянулся и вернулся, если бы не это, он был бы уже в раю.
Мокрый словно мышь он сидел перед потухшим монитором. Вертикальные оси давили сверху, но стоило ему шевельнуться, как они с готовностью уползли в потолок.
Автоматически, сопровождаемый шипеньем гидравлики, откинулся входной люк.
— Полина! — позвал он требовательно. — Ты не поверишь, какая штука со мной произошла!
Ему никто не ответил, и он почувствовал неладное. Снаружи была темень, и пахло сыростью. Когда глаза немного привыкли к темноте, Бен неожиданно разглядел напротив люка старую взрывозащищенную лампу на ржавом крюке. Раньше ее не было.
